– У нас свои способы получения сведений.
– Не сомневаюсь. Единственное, не пойму – это допрос такой? Или светская беседа?
– Допрос будет позже. Сильно ты мне непонятен. Решил на тебя своими глазами посмотреть.
– Польщен честью, мне оказанной. Но чем обязан?
– Не догадываешься? Только появившись в городе, ты создал ворох непонятных проблем. Твоё поведение сильно выбивается за рамки.
– Это как?
Чекист вернулся за стол, открыл папку:
– Участвовал в восстановлении путей?
– Да. Ну, как участвовал? Ходил, орал. Я, считай, ничего не сделал. Они сами.
– Организовал снабжение госпиталя свежими продуктами.
– Так то не я. Это комсомолки.
– А они дружно пальцем на тебя показали.
– Вот, блин, сдали. А ещё комсомолки.
– Только появившись в части, покалечил четыре человека. Это тоже они сами?
– Нет. Вот тут отпираться не буду.
– Зачем ты это сделал?
– Посчитал это единственно верным решением. Ясно же, что это ворьё. Но при должностях. Вывести их на чистую воду, может, и просто, проверив бухгалтерию, но кто станет заниматься? До этого не занимались, наверно, не фатально. А для моих планов фатально. Они выведены за скобки, до окончания формирования подразделений под ногами мешаться не будут. А там – уже не мои проблемы.
– А чьи?
Я пожал плечами. Чекист задумчиво смотрел в окно.
– Единственно верно, говоришь? За скобки, говоришь? И какие твои планы?
– Помочь создать боеспособное подразделение, одетое, обутое, сытое, обученное, морально настроенное на победу. Или подвиг.
Чекист встал, в задумчивости зашагал по кабинету.
– Почему ты нас не боишься?
– А должен? С чего вдруг?
– Ты второй человек на моей памяти, который не боится меня и нашей организации.
– А кто первый?
– Двадцатилетний ребёнок. Инфантильное дитё, не осознающее последствий. Я думал поначалу, что и твоя бравада имеет ту же основу.
– А сейчас? Убедились, что я не дитё? Всё верно. Я прекрасно осознаю последствия. Я мог бы попасть в руки карьериста, дурака, что в принципе одно и то же. Он бы слепил из меня врага народа, шлёпнул бы по-быстрому, отчитался. Чего тут бояться? Смерти? Никто мимо нее не пройдёт. А умирать страшно только в первый раз. А меня уже вытаскивали с того света. Жаль было бы упущенных возможностей, но на всё воля Божья.
– Верующий?
– Точно знающий.
– Вон даже как!
– Именно так. На Него уповаю, верю – не даст сгинуть зря. Вот и вы оказались на моём пути. Настоящий чекист – холодный разум, пламенное сердце, чистые руки.
– Лесть? Не ожидал.
– Констатация фактов. Чистые руки – форма на вас уже много лет одна и та же, только звания меняются. А должны каждый год новую получать. Или шить. Равнодушны? Нет, форма ухожена, опрятна. Из этого наблюдения делаю вывод, что и богатств особых не нажили при ваших-то возможностях. Считаете, что должность дана вам для служения народу, а не для обогащения? Самолюбие не тешит. Вот это и есть пламенное сердце – служить людям. Не себе, не вождю, а народу. Так? Ну и разум. Ведь не поленились, лично разговариваете с каким-то старшиной. Было бы проще – дело – ретивому, подписать приговор. Расстрел заменить на фронт – всего делов. Понять хотите. Чтобы как лучше.
– Да откуда тебе знать-то?
– Да ниоткуда. Так, два и два сложил.
– Теперь я понял, чем ты так всех покоряешь. С «губы» даже тебя сюда перевели. Ты знаешь, что тебя врачи чуть не выкрали?
– Откуда? Конечно, не знаю. Это они опрометчиво поступили.
– А комсомолки под окнами дежурят. Смену в госпитале – смену здесь. Твоё командование завалило нас рапортами.
– Блин, а приятно! Волнуются, помочь пытаются.
– Как же ты так повязал всех?
– Хотите по секрету скажу. Только вам. Я иностранный шпион. А этих людей подкупил и загипнотизировал. Вот сейчас с вами поговорим, и вы меня отпустите в часть, потом на фронт, где я выкраду планы наступления нашей роты и передам их английскому командованию. Ведь так пишут под пытками ретивых дуболомов?
Чекист сначала удивлённо смотрел на меня, потом от души рассмеялся:
– Бывает и так. А я ведь тебе и то почти поверил. Чуть и меня не загипнотизировал. А ты владеешь?
– Нет. Я говорю правду. Она влечёт людей.
– И в чём она – правда?
– В том, что Родина моя в самой большой опасности, которую помнят ныне живущие. Ведь речь идёт не о потерях земель, смене правителей или грабеже. Вопрос – быть или не быть. Если фашизм не одолеем – русский народ исчезнет, как хазары или финикийцы. Это не люди идут на Москву, а звери, ведомые бесноватым. Они уже жгут села вместе с жителями, они соревнуются в меткости на головах наших детей. Они выделывают человеческую кожу славян и делают из неё перчатки и сумочки. А из костей – шахматные фигурки. Остановить этих тварей можно, только навалившись всем народом. Сообща. И все, кто мешает в этом – тоже враги. И я жизнь положу, но остановлю их. Веришь?
– Верю. Хотя сам себе дивлюсь. Скажи кто другой – болтуном-агитатором посчитал бы, а тебе вот верю.
– Вот и они поверили. И нет никакого гипноза. Есть великая цель, и каждый, кто движется к ней – становится, сам для себя, чуть более велик. Души людей, нормальных людей, тянутся к подобным задачам, возвеличивающим их. А мрази – шкерятся в ужасе. Всё просто.
– Просто? Нет, всё очень сложно. И что с тобой делать теперь?
– А ты отпусти меня.
– И вместо тебя – в допросную?
– Да ладно тебе. Прифронтовой уже город. Бардак. Я на фронт – и концы в воду.
– А вот это – вряд ли. Без присмотра мы тебя не оставим. Городское управление тоже провело призыв. Все окажутся в твоей бригаде.
– А это очень даже хорошо. Чекисты от врага не бегут и не сдаются. Вы укрепите часть, как арматура. Вас бы ещё воевать научить. Бить подследственных – это не то же самое, что бить немца.
– Вот и поучите. А в твою роту я определю сразу человек десять молодых оперов и милиционеров. И старшим над ними будет лейтенант госбезопасности с отчеством Тимофеевич.
– Благодарю за доверие! – я вскочил, проорал, как на параде.
– Так и мне спокойнее будет. Он за тобой приглядит, ты за ним. Да, вот возьми.
Он подписал какой-то бланк, протянул мне. Ну, нифига себе карт-бланш: на бумаге с ведомственными штампами было напечатано: «Предъявителю сего оказать всемерную поддержку». Вот так вот – ни много, ни мало. И подпись. Начальника управления госбезопасности города и района. Вот кем оказался Тимофей Порфирыч. Польщен, польщен.