– То есть Хрущев мстил за сына, разоблачая культ личности и преступления?
– Да, это будет простое, но вполне понятное людям объяснение всего, что произошло на XX съезде. Мелкая месть.
– Но это же шито белыми нитками. Кто в это поверит? – удивился Кира.
– Для этого мы и работаем. – Филиппыч сделал объединяющий жест, мол, теперь уже мы с вами. – Мы знаем, как слухи работают, мы профессионалы. У нас есть благодатная почва: Сталин и войну выиграл, при нем цены падали, страну из руин поднял, евреев прищучил… А тут дурак лысый, кукурузник. А сын-то у него – предатель! Ну о чем еще можно говорить? Какой же это глава государства? Да он сам предатель… В общем, очень тонкая операция. – Филиппыч перешел к постановке задачи: – От вас нужна фактура, много фактуры, чтобы нарисовать образ сына поярче, такой, какой нужен. Но делать нужно все через документы или их явное отсутствие. С сегодняшнего дня у вас допуск.
* * *
– Я вас поздравляю, теперь мы будем заниматься производством лжи, – сказал Кира.
В пирожковую пошли после работы, было это как прощание. Купили бутылку «Экстры», разливали под столиком в стаканы из-под компота, как последние алкаши. Внезапно пирожки потеряли вкус, а может, просто аппетита не было.
– А ты что хотел всю жизнь анекдоты сочинять? – хмуро спросил Антон. – Ты ведь знал, куда шел. Не в музей фольклора. И не в филиал эстрадной студии «Наш дом» на Лубянке. Знаешь, что Гелен сказал, основатель немецкой разведки? Наше дело настолько грязное, что заниматься им могут только настоящие джентльмены.
Опять разлили под столом и прикончили всю бутылку.
– Я здесь не останусь, – тихо сказал Кира.
* * *
Перед этим несколько дней провели в архиве, знакомясь с документами. Леонид Хрущев выучился на летчика гражданской авиации, в 39-м добровольцем поступил в РККА. Освоил скоростной бомбардировщик СБ, с первых дней воевал, начальство о нем отзывалось хорошо, называло мужественным и бесстрашным летчиком. Уже 16 июля 1941 года представило его к награде орденом Красной Звезды. Через десять дней он в составе эскадрильи удачно бомбил аэродром и вражескую артиллерию, за что его вторично представили к награде. С задания вернулось всего две машины из шести, в его бомбардировщике нашли 20 пробоин, он еле посадил его с переломанным шасси. В госпитале Леониду хотели отрезать ногу, он не дал, угрожал пистолетом, провалялся там год, она очень медленно заживала.
Дальше шла какая-то темная история, документально не подтвержденная, это были только слухи из источников, в качестве основного фигурировала балерина Остроградская.
Якобы Леонид, долечиваясь в куйбышевском госпитале, однажды по пьяному делу убил человека. Сидел в ресторане, а тут морячок говорит: «Слышал, ты, Леня, стреляешь метко». Долго уговаривал, вышли во двор, тот поставил бутылку на голову, первым выстрелом Леонид горлышко отбил. «Нет, – говорит морячок, – давай в саму». Следующий выстрел был ему точно в лоб. За убийство офицера приговорили к семи годам, отправили в штрафбат, но разрешили летать.
В самом конце рабочего дня наткнулись на письмо, в котором все это объяснялось совершенно по-другому. Леонид был женат, но с женой они разругались, та уехала из Куйбышева. Влюбился в балерину, договорились пожениться, она уехала в Москву. Он в последний момент струсил, побоялся крутого нрава матери, при живой жене жениться на балерине? В итоге написал своей любимой письмо, мол, не ищи, буду долго и далеко, и дальше все про морячка и придумал. Та, которая всем уже о свадьбе сообщила, и разнесла эту историю по Москве.
Ковыряться в этом было малоприятно. Но дальше шла основная интрига, вокруг которой Филиппыч начал работать.
В марте 43-го Леонида сбивают. Из рапорта старшего лейтенанта Заморина, у кого он был ведомым, до конца было не ясно, что произошло, вроде как он после атаки немецкого самолета свалился в штопор и пошел к земле.
Об этом доложили Сталину, он приказал генералу Судоплатову, руководившему всеми диверсионными операциями в тылу, все разведать, но Хрущеву пока ничего не сообщать. Поиски результатов не дали, и тогда Сталин приказал считать Леонида погибшим, наградив посмертно орденом Великой Отечественной войны. Пропавшим без вести таких орденов не давали. Вызвал с фронта Хрущева и сказал в присутствии Молотова и Микояна: «Держись Никита, твой сын погиб как герой».
В 1960-м Хрущев начал поиски погибшего сына, в районе боевых действий нашли тридцать сбитых машин и опознали летчиков. Осталось найти еще пять, но в конце прошлого года работы свернули.
Вот так. Человек сражался и погиб как герой, а теперь он будет считаться предателем и изменником родины. И им для этого нужно хорошо поработать.
* * *
Допивали вторую бутылку, лучше не становилось. Антон еще как-то держался, рассказывал, что Вера должна родить со дня на день, но было видно, что внутри у него тоже черт знает что творится.
Кира молчал и не хотел ни о чем говорить.
Петя вышел и набрал Насте, в театр. Бесполезно, танцует. Не подозвали.
Походил немного и решил позвонить Кате. Последнюю цифру не набрал, повесил трубку.
Не стал ни с кем прощаться, пошел куда глаза глядят. Хотелось только идти и никуда не возвращаться.
* * *
Позвонил Мухину. Дома его не было, но жена сказала, что он у Кобзона, и дала телефон. Мухин продиктовал адрес – приезжай, тут компания, не помешаешь.
Это была пятиэтажка рядом с метро «Щербаковская». Квартира на первом этаже. Ему открыла красивая женщина, хозяйка, он ее сразу узнал – певица, которая про «Ничего не вижу, ничего не слышу…» поет.
В центре комнаты стоял стол, играли в карты. Мухин сражался против двоих мужчин, но было видно, что проигрывал. Расписывали «пулю», преферанс. Сам хозяин с кем-то говорил по телефону.
Наконец он перестал разговаривать, взял карты у Мухина, выяснилось, что тот его просто под менял.
– Ну что, накинулись на мальца? Знаю, как вы играете…
Петя шепнул Мухину, что нужно поговорить.
Вышли на лестничную клетку.
– Ставки по червонцу за вист. Нормально? Слева от меня Соколов, директор Елисеевского, справа начальник «Матросской тишины», вот тут живет. – Он показал на соседнюю дверь. – Ну, что у тебя?
– Да ничего, все нормально. Играй, Мухин.
* * *
Дней через десять Филиппыч все-таки перебросил их с «сына-предателя» на «пропавший архив», видя их заторможенное состояние и отсутствие живой мысли. Ввел в курс дела, рассказав, что Хрущев, как в той или иной степени все члены руководства страны, был причастен к репрессиям, чего, собственно, сам Хрущев никогда и не скрывал, так уж была устроена государственная машина: подписывал ордера на арест, бывал в тюрьмах. Но вроде как, придя к власти, решил подчистить архивы, изъять все те документы, где стояла его подпись, чтобы быть чище всех. А потом свалить все на Сталина.