— Наконец-то мы вместе! — возликовал он, завидев открытые ворота.
Он свернул на посыпанную розовым песком дорожку, по краям которой росли густые ели, казавшиеся голубыми в лунном свете. Вскоре появился величественный дом из кирпича цвета охры, увенчанный крышей с несколькими скатами и искусно сделанным коньковым ограждением. Окна первого этажа, возвышающиеся над большим цветником из роз, были освещены. Родольф Метцнер вышел из машины и побежал к двери. Но ее уже открывала женщина — маленький темный силуэт показался в проеме.
— Анни, она здесь. Мне нужна твоя помощь.
— Она согласилась поехать с тобой?
— Нет, она никак не могла решиться, но я все же увез ее. Со временем все наладится. Мы будем здесь очень счастливы втроем.
— О Господи! Что ты натворил, Родольф? Надеюсь, ты не похитил эту молодую особу?
Он усталым движением провел рукой по лбу и кивнул. Его кузина смотрела на него с недоверием и страхом.
— Мне пришлось это сделать. Ты знаешь почему, Анни… Я бы недолго протянул без нее. Вот увидишь, это настоящий небесный ангел, мадонна! Давай поторопимся, нужно перенести ее внутрь.
Анни подчинилась своему кузену. Их история началась еще в Первую мировую войну, когда старый Иоахим построил этот дом в уединенном месте на севере Мэна. Анни в ту пору исполнилось восемнадцать лет. Потеряв обоих родителей, она последовала за своими родственниками в добровольную ссылку.
Ее считали некрасивой. Она постарела с этим убеждением, никогда не думая о замужестве, и выполняла функции экономки в летние периоды, когда дом наполнялся гостями. Зимой она жила здесь одна, отрезанная от всего мира, в ожидании визитов Родольфа. Со временем он превратился в центр ее ограниченной вселенной, и любое его слово было для нее истиной в последней инстанции.
Поэтому, когда Метцнер вытащил Эрмин из машины и направился со своей сладостной ношей к дому, Анни засеменила за ним по пятам и тщательно заперла дверь на все засовы. Затем она приблизилась к неподвижной молодой женщине, чтобы взглянуть на нее.
— Держи ее крепче, Родольф, не урони, — посоветовала она. — Господи, боже мой, как она красива! Ты говорил правду, настоящий ангел! Когда же она теперь проснется?
— Завтра утром, не раньше. Ее комната готова?
— Разумеется, готова. Я сделала все, что ты просил.
Мэн, следующий день, воскресенье, 22 июня 1947 года
Ощутив чье-то легкое прикосновение к своему лбу, Эрмин очнулась. Этот жест, наполненный безграничной нежностью, вернул ее во времена детства. Может, она лежала в своей постели в монастырской школе и сестра Мария Магдалина касалась ее тонкими пальцами? Однако до нее донесся тихий мужской голос:
— Эрмин, моя прекрасная Эрмин, вам пора просыпаться. Здесь вы у себя дома! Эрмин?
Она попыталась открыть глаза и поднять руку, но у нее ничего не получилось. Почти тут же ей показалось, что дверь закрылась. Все эти ощущения были смутными и расплывчатыми.
«Мне все это снится!» — подумала она.
Ее мозг пытался собрать воедино разрозненные образы, звуки, логические звенья. Самым ярким было воспоминание о глухой боли в груди и сильном страхе. Где и когда она решила, что пришел ее последний час? «Должно быть, меня лечат, — сказала себе Эрмин, не в силах открыть глаза, пошевелить рукой. — Я больна, очень больна».
Она снова уснула, стремясь к этому спасительному сну, избавляющему ее от всех вопросов. Некоторое время спустя она вынырнула из своего оцепенения. На этот раз кто-то гладил ее по щеке.
— Эрмин? Прошу вас, просыпайтесь!
— Кто здесь? — с трудом произнесла она.
— Тот, кто любит вас больше всех на свете.
Молодая женщина сделала отчаянное усилие и приоткрыла глаза. Красноватый полумрак окутывал комнату. Над ней склонился мужчина, лицо которого показалось ей знакомым. Она как будто даже узнала блеск этого пылкого взгляда.
— Кто здесь? — повторила она.
— Я вернусь, любовь моя! — услышала она вместо ответа.
Уверенная, что спит, Эрмин снова закрыла глаза. Послышался тихий щелчок поворачиваемого в замочной скважине ключа.
«У меня совсем нет сил! — подумала она, не в состоянии вернуться в реальность. — Мне нужно отдохнуть». Но эти слова произвели обратный эффект. Они эхом отдавались в ней, становясь все настойчивее, и постепенно в ее памяти возникла отчетливая картина. Она сидела на красном кожаном диване перед низким столиком с черной лакированной поверхностью. «Это было у Родольфа Метцнера. Я выпила слишком много шампанского, и мне стало плохо. Склонившись ко мне, он сказал те же самые слова, да, что мне нужно отдохнуть».
Воодушевленная тем, что вспомнила об этой важной детали, она попыталась повернуться и опереться на локоть. Кровать, на которую ее уложили, была очень широкой, необычайно удобной, с шелковистыми простынями, пропитанными ароматом лаванды. Ей показалось, что она различает изгибы балдахина над своей головой.
«Это частная клиника! Я в клинике!»
Ее мысли начинали приходить в порядок, о чем свидетельствовал этот вывод: обычная больница не предложит своим пациентам такой уютной кровати. Постепенно Эрмин смогла разглядеть окружавшую ее обстановку. Красный свет исходил от ночника с цветным стеклом. Стены были оклеены розовым бархатом, тяжелые шторы из той же ткани закрывали окна.
— Где же я? — вполголоса произнесла она. — Здесь такая красивая мебель…
Речь шла о туалетном столике из лакированного дерева с витиеватыми изгибами. На нем стояли три зеркала в позолоченных рамах их положение, судя по всему, можно было менять, чтобы проверить безукоризненность прически или полюбоваться украшением.
— Я не в «Шато Фронтенак», — констатировала она. — Там в моем номере не было ни этого комода с мозаикой, ни букета роз. Значит, я в клинике. Должно быть, Родольф Метцнер позаботился обо мне. Он поддержал меня, когда я почувствовала себя плохо. Видимо, у меня проблемы с сердцем, как у моего отца.
Пока она излагала вслух свои мысли, в голове у нее прояснялось. Но чем больше она размышляла, тем меньше понимала, что с ней случилось.
Некоторое время, не решаясь пошевелиться, Эрмин анализировала ситуацию. Если она в клинике, ее могла навещать медсестра, но почему тогда она не возвращалась?
— Но кто-то же сказал: «Тот, кто вас очень любит!» Нет, не так. «Тот, кто вас любит больше всех на свете». Тошан? Наверное, это был Тошан. Его предупредили, и он, конечно же, приехал.
Однако, подсчитав время, необходимое ее мужу для того, чтобы добраться до Квебека, Эрмин удивилась. «Может, мне сделали операцию и я нахожусь здесь уже давно?» — сказала она себе.
Ее тело постепенно обретало подвижность. Она осторожно ощупала свою грудь и живот и поняла, что поверх нижнего белья на ней надета просторная ночная сорочка из тонкого хлопка. Именно в эту секунду ее охватила паника, поскольку все это было ненормальным.