Слуга Тенгри согласно кивнул:
– Что я должен сделать, Бадр?
– Ты станешь моей утраченной рукой. Помощником. Искусством быть хроналексом способен овладеть не каждый, и обучение длится долгие годы. Но сейчас это не нужно. Ты закончишь то, чего не удалось мне – обезвредишь рыжего русича.
– Ну, это проще простого, – оскалился Сихер, – пошлю двух ловких ребят с ножами. Или из придорожных кустов его поразит меткая стрела.
– Нет! – Бадр почти закричал. – Простое убийство не решит главного – не заштопает дыру во времени! Нужен особый ритуал и специальное остриё. Я научу тебя, какие слова сказать перед ударом.
– А оружие?
Хроналекс внезапно погрустнел. Тихо произнёс:
– Не торопись, кыпчак. Это оружие обойдётся мне недёшево.
* * *
Мастер нашёл дерево, когда оно ещё было юным побегом. Отметил его и следил, как растёт, пьёт сок земли и дышит ветром. Помолившись и принеся в жертву лисицу, срезал в назначенный, только ему понятный день. Закреплённый специальными колышками, неспешно обтёсанный ствол всё лето высыхал, запоминая нужную форму.
Потом умелец долго выбирал подходящие рога, вырезая из них пластины. Используя по древнему рецепту сваренный рыбий клей, укреплял ими «живот», а бычьими жилами – «спинку» лука. Обмотал лёгкой берестой, пропитанной секретным отваром. Раскрасил, чтобы яркий цвет радовал глаз, и отдал лук тульнику – снимать мерки, делать налучье. А за стрелами – это уже к другому мастеру.
Что красивей лука, готового к делу? Плечи плавно изогнуты – будто лебединые шеи, рукоять так и просится в ладонь!
– Левая рука – как копьё: смотрит в сторону врага, не шелохнётся, – учил Хорь, – а у правой локоть приподними вверх. Да не так, тетёха! Выше. Указательным и средним пальцами захвати тетиву, большим пальцем их прижми, как в замок. Левой рукой выводишь на цель, тянешь правой к щеке, как дотянешь – стреляй сразу. Да не рви пальцы – отпускай тетиву, будто птицу на волю. Ну, давай.
Дмитрий, весь в поту, тихо ругался: лук никак не хотел слушаться чужака, словно норовистый конь. То, что играючи давалось броднику, никак не получалось у русича, хотя мышцы вздувались буграми и руки дрожали от усталости и непривычного напряжения.
Капризная тетива изрезала пальцы и так хлопнула по внутренней стороне левого предплечья, что оторвала кусок кожи.
Лишь с несчётной попытки что-то получилось: стрела неуклюже пролетела шагов тридцать и воткнулась в ствол ветлы, дрожа от злости. Хорь ядовито заметил:
– Когда моей сестрёнке седьмой годочек пошёл, она лучше тебя стреляла, дубина ты стоеросовая.
Сжалился, разрешил отдохнуть. Сказал франку:
– Хватит на земле валяться, она ещё холодная, здоровье из тебя сосёт.
Анри смотрел в небо, грыз сухую былинку и мечтал:
– Эх, увидеть бы облака над моей прекрасной Бургундией! Вы не представляете, славные шевалье, какая там чудесная весна. Виноградная лоза просыпается, и листочки проклёвываются такие нежные, как пальцы юной девы. Шесть лет не был дома. Жаркие камни Палестины, персидская пылища, жирная земля кыпчакской степи – разве могут они сравниться с бургундской глиной? А цвет у нашего шардоне – золотистый, как у гривы твоего Кояша, брат Дмитрий!
Внезапно тамплиер сел, поднёс ладонь ко лбу, вглядываясь:
– Скачет кто-то.
Подлетел Азамат, осадил кобылу, заворчал:
– Развалились тут на солнышке, словно сурки! Завтра уже в путь, кто за вас собираться будет?
– Нищему собраться – только подпоясаться, – хохотнул бродник, – ладно, поехали.
* * *
Волов и пронзительно скрипящие телеги продали за бесценок, торопясь. Вместо этого купили три десятка невозмутимых верблюдов, загрузили поклажей – припасами на дорогу, разобранными палатками, дарами для русского князя и его ближних бояр. Запасных лошадей хватало, так что путь до Киева обещал стать быстрым и необременительным.
Все мальчишки Шарукани сбежались посмотреть на то, как уезжает посольство Чатыйского куреня. Да и взрослых зевак хватало. Впереди неспешно, не глядя ни на кого, ехал сам Тугорбек на белом текинце, сияя персидскими латами с золотой насечкой. Перо невиданной птицы павлина с колдовским синим глазом украшало конический шлем.
Следом ближние – два кошевых, племянник. Однако народ пялился не на них. Красавица Юлдуз на рыжей кобыле притягивала восхищённые взоры. Рдела от смущения, слыша восторженные крики.
– Она прекрасна, как юная луна! – заметил булгарский купец. – Её глаза подобны драгоценным чёрным жемчужинам, я такие видел на рынке в Багдаде. Помнится, я очень удачно тогда сбыл партию бобровой струи.
– Уважаемый, какая ещё струя? Очи её – как у стремительной газели! О таких писал бессмертный Низами:
Газелеокая! На львов охотиться пристало ей —
Тогда и тот, в ком сердце льва, с бедой подружится сильней…
Бродяга из Гянджи, поэт и пьяница, пытался продолжить декламацию, но его перебил жидовин Юда:
– Я вас умоляю, глаза как глаза. У моей Хасеньки такие же, особенно левый. Вы лучше поглядите, какой кафтан! Шёлком крытый, и стоит, наверное, уйму дирхемов! Тратить столько денег на одежду – ужасная расточительность. Впрочем, нашим ли степным друзьям переживать о доходах? Ограбил кого-нибудь – вот тебе и гешефт. Не то что, сбиваясь с ног, поить пивом всяких неблагодарных шлемазлов.
Здоровенный алан-караванщик хлопнул поэта по плечу:
– Прав, стихоплёт! Девица едет охотиться на знатную дичь – на богатых русских ханов, ха-ха-ха!
А народ уже любовался воинами Тугорбека. Особенное внимание притягивал рыжий русич на золотом, выигранном в честной борьбе коне.
– Смотрите, Солнечный Багатур!
Позади толпы, никем не замечаемые, наблюдали за происходящим Котян с небольшой свитой. Хан, скрипя зубами, узкими бойницами глаз сопровождал процессию.
Тяжело отпускать врага, но устраивать бойню в Шарукани было бы пределом глупости. И так среди беков бродят дурные мысли, люди недовольны нерешимостью хана в деле защиты от непрошеных пришельцев с востока. А в степи всё чаще встречаются монгольские разъезды.
Подъехал десятник. Поклонился, тихо сказал:
– Гости прибыли, ждут в шатре, великий хан.
Котян Сутоевич злобно усмехнулся. Всему своё время, и бунтари будут обязательно наказаны. Но не в столице. Дорога через Дикое Поле – опасное предприятие. Всякое в пути может случиться.
В последний раз взглянул вслед каравану Тугорбека. Развернул коня и ударил пятками под бока.
* * *
Время спрессовалось в тугой комок, терять нельзя было и мгновения. Хроналекс Бадр занимался с шаманом каждый день, подолгу, оставляя время лишь на короткий сон. У степняков не было письменности, и Си-херу приходилось заучивать наизусть уроки Защитника Времени, но он справлялся с этим трудным делом вполне успешно. Для кыпчака было привычным помнить все обряды веры в Великое небо, и секреты снадобий из степных растений, и способы излечения ран – в ученики к колдунам отбирались самые смышлёные мальчишки с хорошей памятью.