Страшен гнев Чингисхана. Не укрыться его врагу ни стремительной птицей в небе, ни скользкой рыбой в морской глубине, ни сухой былинкой в степном раздолье.
Позади раскалённые горы Хорасана, разрушенные города и разорённые долины Картвелии, теснины Дербента и утопающая в садах Гянджа, десятки тысяч убитых во время сечи и равнодушно вырезанных после.
Великий хорезмшах Мухаммед, гордый властитель огромной и богатой державы, брошенный самыми верными слугами, позорно бежал и спрятался среди смертельно больных на затерянном посреди Каспия острове прокажённых. Там и умер, в забвении и страхе.
Но Чингисхан велел продолжить путь на север, обогнуть Каспийское море, разведать новые земли, приводя к покорности бесчисленные народы и беспощадно уничтожая сопротивляющихся.
Два тумена, двадцать тысяч бойцов было у Субэдея, когда он начал поход. Два тумена, двадцать тысяч багатуров у него сейчас: место погибших заняли новые подданные Великой Империи – туркмены и курды, аланы и кыпчаки.
Сейчас весь западный Дешт-и-Кыпчак, вся Половецкая Степь лежала перед ним, как испуганная наложница, ожидающая жестокого господина. Дрожащая от ужаса и молящая о пощаде.
Субэдей оглядел своих командиров, уже положивших половину мира к ногам Океан-хана. Тысячников и сотников, пропитанных запекшейся кровью боёв и горьким дымом пожаров. Трофейные китайские и бухарские латы на них, хоросанские и дамасские клинки дремлют в разукрашенных ножнах, предвкушая пиршество.
– Тумен Джебе-нойона идёт в Крым, берёт Сурож. Мой тумен идёт на Шарукань и дальше на запад по пути прямому, как полёт стрелы, к синему Днепру. Там вновь соберём войска вместе. У кыпчаков есть только два выхода: покориться или стать пищей стервятников. Поймавший для меня трусливого шакала Котяна получит особую награду.
Я всё сказал.
Может ли горечь быть сладкой? Может ли наслаждение приносить невыносимую боль?
Войлочные стены стоящей на отшибе кибитки Юлдуз впитали терпкий запах любви, запомнили музыку страсти. Невыносимо острой, потому что последней. Вкус слёз счастья и слёз расставания одинаков – они рождены из смешения бурлящей крови и капелек пота, сливающихся в ручейки.
Стихли пьяные крики утихомирившихся кыпчаков, отмечавших Волчью Ночь и середину дороги в Киев. Любовники лежали рядом, прижавшись, как мёрзнущие в гнезде птенцы. Девушка сказала:
– Моя мечта сбылась. Я понесла от тебя, мой солнечный витязь. Ещё месяц назад. Когда ты бросишь меня ради своих походов и подвигов, останется твоя частичка. Твой наследник, любимый небесным светилом и рыжий, как ночной костёр.
– Ты уверена? Разве можно знать об этом так рано?
– Женщина всегда чувствует такие вещи, если любит отца ребёнка.
Дмитрий рывком сел на кошме, обхватил голову руками. Все планы рушились и отступали перед этой новостью. Заговорил:
– Теперь я обязан…
– Ничего ты не обязан, родной, – половчанка ласково тронула парня за плечо, – не надевай на свою шею тяжёлую колодку долга. Моя судьба предрешена – быть верной женой русского князя. Делить с ним ложе, представляя, что меня ласкаешь ты, а не он. Гладить по огненным вихрам твоего растущего сына и просить перед образами удачи для тебя.
– Я клянусь, – горячо заговорил Ярилов, – когда закончу свои дела – обязательно найду тебя, и мы…
– Тихо! – Юлдуз сжала локоть русича горячей ладошкой. – Слышишь?
Звякнуло железо, посыпались камешки. Послышалось сдавленное ругательство. Кто-то прятался недалеко от кибитки, шпионил. Разгневанный Дмитрий быстро оделся, подхватил саблю. Неслышно выбрался наружу, разглядел тёмный силуэт: человек, скрючившись на карачках спиной к русичу, разглядывал происходящее в лагере.
Ярилов схватил лазутчика за шиворот, опрокинул на землю, прижал грудь коленом. Прошипел:
– Тебе чего надо? Кто подослал?
Соглядатай ловко вывернулся, вскочил на ноги. Завизжал клинком, выдираемым из ножен. Дмитрий едва успел отшатнуться – в двух пальцах от лица сверкнуло стальное жало.
– Ты чего, совсем упился?! – зло прошептал Ярилов, лихорадочно соображая: кто же из половцев решился напасть на доверенного багатура Тугорбека?
Еле видный в темноте соперник молча нанёс рубящий удар – Дмитрий успел подставить саблю и разозлился всерьёз.
Это была странная схватка в тишине: русич не хотел привлекать внимания, его противник тоже молчал. Только пыхтение бойцов и звон бьющихся друг о друга лезвий будоражили ночь.
Дмитрий был выше, сильнее и кое-чему научился у Хоря и Анри – сопернику приходилось туго. Отступая под градом ударов, враг неловко оступился и пропустил укол. Рухнул на землю, захлёбываясь кровью.
Дмитрий склонился над поверженным, вглядываясь в лицо. И поражённо ахнул: незнакомец был славянином, не похожим ни на одного из воинов Чатыйского куреня. Ярилов спросил:
– Кто ты? Что делаешь здесь?
Умирающий кашлянул, залепив глаза Дмитрия горячим сгустком. Оскалился:
– Всем вам смерть, тугорбековское отродье. Хорю от Плоскини добрые слова…
Вытянулся и замолчал. Юлдуз подошла, растерянно спросила:
– Кто это был, родной?
– Сам не понимаю. Беги на берег, зови бродника и франка. Я к беку, подниму тревогу.
Девушка убежала, нежно звеня серебряными браслетами. Дмитрий посмотрел ей вслед. И вдруг осознал, что только что впервые убил человека. Но не испытал ни малейшего укола совести.
Видимо, окончательно врос в этот жестокий век.
* * *
Она была рядом – с самого младенчества. Она нежно звенела серебряными браслетами, заразительно смеялась и обжигала чёрным огнём глаз.
Детские игры, нечаянные прикосновения. Её запах, делавший ночи подростка мучительными. В снах она была не сестрой – а… Даже страшно сказать вслух, кем она виделась в горячих потных снах, приходя обнажённой и ложась рядом.
Тугорбек, конечно, давно решил её судьбу, предназначив в жёны кому-то из сильных этого мира – хану кыпчаков или князю русичей, без разницы. И никогда не возглавить Чатыйский курень – Тугорбек не раз, качая головой, говорил:
– Ты будто не нашей крови. Неловкий и стыдливый, незаметный и тихий. Как варёная рыба. А надо быть пардусом или хотя бы волком!
Наверное, давно пора было смириться с судьбой скромного приживалы при храбром беке. Но обида и зависть выели сердце, заставили мечтать о мести, о власти и славе.
И о ней. О том, как Юлдуз погасит огонь глаз, покорно опустится перед ним на колени. Чтобы снять сапоги с господина.
К тому, кто терпеливо ждёт, всегда придёт удача. Котян Сутоевич выслушал и поверил в донос о мечтах бека Чатыйского куреня стать ханом. И в подслушанный у кибитки рассказ найдёныша – русича о том, что он пришёл из чужих времён. Котян давал слово хана, что за исполненное поручение отдаст и Юлдуз, и место бека. Значит, всё сделано верно – ведь ханы никогда не лгут.