Ларис подошла к плите, посмотрела на старушку на мраморе и сказала:
– Здравствуй, соседка Ашхенка. Что, кофе пьешь? Вкусный кофе ты делала, да… Оф, нога болит, ладно, ты кофе пей, а мы пойдем дальше.
И Ларис бодро захромала дальше. Антон не удивился, что Ларис поздоровалась с бабушкой. Он тоже вежливо сказал ей:
– Здравствуйте.
Старушка с кофе ничего не ответила – она была мраморная.
Еще чуть выше по склону Антон увидел плиты, на которых были изображены не просто люди, а целые истории с их участием. Ларис пояснила:
– Оф, ужас, не могу смотреть. Такие молодые. Зачем так гоняют.
На мощных мраморных плитах были реалистично, подробно, при помощи множества картинок показаны обстоятельства, при которых погибли те, кто лежал под плитами, – участники ДТП. Молодой парень допускал трагическую ошибку, вылетал на встречную для совершения обгона, при этом улыбался, потому что не видел, что за поворотом по встречной несется «КамАЗ» с щебнем. В других случаях красивый армянин средних лет изображался едущим на чисто вымытом «Мерседесе». На первой картинке ехал быстро, на второй был крупно показан спидометр: скорость 170, на третьей картинке мужчина ехал быстро и улыбался, не догадываясь, что ближайший поворот, показанный на четвертом кадре, слишком крутой. На пятой и шестой картинках чисто вымытый «Мерседес» на опасном повороте вылетал в пропасть, падал на дно ущелья, и видавшие виды гаишники, приехавшие на аварию, со снятыми фуражками и скорбными лицами смотрели в пропасть, в которой погиб такой человек – это уже на седьмой. «Комиксы» на некоторых других памятниках рассказывали о том, как мужчина становился жертвой неминуемого рока. Он ехал совершенно спокойно на своей «девятке», ничего не нарушал, не превышал, в повороты входил мягко и плавно, но не знал, что навстречу ему, по встречной, летит со скоростью 120 км в час на «Газели» с адыгейскими номерами другой мужчина, он очень спешил – он вез стройматериалы для дома брата жены. И обе жизни прервались, встретившись на повороте. На одной из плит был рассказан трагический случай: водитель на праворульном «японце» ехал спокойно, ничего не нарушая, а слепой душевнобольной дедушка переходил трассу, потому что родственники беспечно отпускали его без присмотра, и дедушка часто пытался перейти скоростной участок и аварийные ситуации создавал регулярно. И вот однажды человек ехал на праворульном «японце», который только что пригнал из Владивостока, и в этот самый момент дедушка опять вышел из-под контроля и отправился на трассу, и человеку ничего не оставалось делать, как уйти резко вправо, чтобы не убить дедушку. Он вылетел в пропасть. Благородный водитель предпочел спасти слепого дедушку ценой своей жизни. А тот даже не понял, что случилось: он был слеп и не в своем уме и так и остался стоять на трассе, пока родственники не пришли за ним. Вот такие истории были рассказаны на черных мраморных плитах.
Антон долго рассматривал эти комиксы на мраморе, пока его опять не позвала Ларис. Они вновь направились дальше и выше.
Жители горной деревни, в которой оказался Антон, праздновали Пасху не так, как остальной христианский мир. Христиане проводят ночь в церкви на длинной Всенощной службе, а утром садятся за стол и разговляются: пьют и едят. Армяне, как рассказала Антону Ларис, так не делают. Армяне тоже, конечно, христиане, но они не проводят ночь в церкви, они поступают по-своему. Утром в день Пасхи они идут в гости к своим усопшим. Они собираются семьями на могилах умерших родственников, пьют, едят и общаются с мертвыми, как с живыми. Даже самый тяжело больной армянин в этот день встанет и пойдет в гору на кладбище вместе со всеми, потому что мертвых нужно уважать. В этот день даже самый хворый приходит сюда и даже самый бедный накрывает стол. Как он это сделает – это уже его дело. Но он это сделает. Потому что он уважает тех, благодаря кому перебирает ногами, поднимаясь на гору или спускаясь с горы. Нужно всегда помнить, кто ты, откуда пришел, и хранить память о тех, кто жил до тебя, чтобы и тебя потом помнили. Так объяснила Ларис Антону.
Потом Ларис привела Антона к могиле бедного Альберта. Тут возвышалась не плита, а целая глыба мрамора. На ней был изображен покойный муж Ларис – Альберт Альбертович Кабикян. На других плитах Антон видел мужчин суровых, решительных, муж Ларис ни суровым, ни решительным не выглядел. Он был невысокий, нескладный, одно плечо выше другого, но было в нем что-то, что делало его ничем не хуже, а даже лучше суровых мужчин – его глаза смеялись. Антон подумал, что Ларис и Альберт очень подходили друг другу: Альберт и Ларис. Ларис была похожа на армянскую добрую фею, а Альберт – на волшебника, от которого дети ждут фокуса, а он забыл весь реквизит в предыдущем месте выступления. И вот теперь, когда дети ждут от него чуда, он на ходу решает, что можно сделать без реквизита на одном волшебстве, и идея у него уже есть! Поэтому глаза у него смеются. Муж у Ларис был не суровый, зато волшебный.
Как только на могиле Альберта появилась Ларис, тут же к ней присоединилось множество армян, незнакомых Антону. Ларис сразу попросила его не стесняться, все эти люди – ее родственники, так что все свои, и велела не пытаться этих «всех своих» запомнить и не пробовать разобраться, кто кем Ларис приходится, – она и сама не знает точно, кем они ей приходятся. Просто они родственники, их очень много, и это хорошо, тем более что так много их бывает нечасто, только в этот один день в году, на Пасху. Если бы их все время было так много, вот это был бы уже ужас, конечно. Так сказала Ларис. Родственники Ларис – все свои – с этим согласились. Все сели за широкий и длинный стол на могиле бедного Альберта.
Присутствие Антона рядом с Ларис несколько удивило армян, но они отнеслись к нему радушно. Все стали хвалить красивый костюм Антона, и ему поначалу было неловко, что он в костюме покойного мужа Ларис, но заодно хвалили и его самого за то, что пришел посидеть вместе со всеми, – и Антон вскоре освоился. Его посадили на мужскую скамейку. Так он на время застолья расстался со своим проводником Ларис.
Мужчины за столом сидели отдельно от женщин, на разных скамейках. Женщины не выглядели ущемленными в правах и были довольны таким положением вещей. В разговоре за столом они активно участвовали, только тостов не поднимали – это было привилегией мужчин. Но пили женщины лихо, наравне с мужчинами – много и часто. Женщины пили водку. Мужчины – водку и чачу. Старики и пожилые армяне – только чачу. Дети пили тоже – им по чуть-чуть наливали вина. Когда Антону налили чачи, Ларис, заметив это, сказала:
– Оф, может, не надо ему, может, ему лучше вино? А то он и так потерял память, бедный, не помнит ничего, кто он, что он? Чачи выпьет, что с ним будет?
За столом сидели три деда, уже знакомых Антону, – Карапет, Нагапет и Гамлет. Карапет посмотрел на Антона, своим приветливым взглядом сицилийского дона и изрек:
– Пусть пьет. Выпьет, сразу будет видно, кто он и что.
А Гамлет сказал:
– Правильно! Если пришел, пусть пьет, что он, не мужчина, что ли. А память. Что память? Я в прошлом году права потерял. А гаишников много стало, как котят, я их душу мотал. Два раза по пятьсот рублей дал за то, что без прав езжу, потом опять поймали, триста рублей дал, больше не было, потом опять поймали – арбуз отдал, домой детям вез, арбуз был бомба, двадцать килограмм. И что? Арбуз не мои дети, а гаишники съели. Вот это обидно. А память. Что память? Я бы сам с удовольствием забыл половину всего, что я помню. Пусть пьет человек.