Старухину стряпню он попробовал тоже с опаской и недоверием, но ведьма оказалась кулинарной кудесницей — так вкусно Котенев еще никогда не ел. Какая из ее рук выходила рыба — сдобренная специями, ароматная, нежная, тающая во рту; а какое было мясо — что жареное, что тушенное с овощами, что сваренное в супах! Каждый день новые блюда, прекрасные напитки, полные фруктов хрустальные вазы, стоявшие на столах в каждой комнате. Через неделю Михаил Павлович заметил, что брюки стали сходиться на поясе с трудом, и начал бегать по утрам. Впрочем, не так уж жали брюки, была и другая причина для пробежек.
В первые же дни он понял, что вынужден пребывать в гостеприимном доме как в роскошной тюрьме, — Лука не отходил от него ни на шаг, а когда Котенев решил прогуляться, мягко, но очень настойчиво посоветовал не делать этого, особенно в одиночестве. Прогулки следовало совершать только в компании Александриди и по избранным им маршрутам. О том, чтобы дать Татьяне телеграмму или позвонить, нечего думать. Телефон в доме был, но он стоял в комнате грека, которую тот запирал на ключ, а по приезде он сразу предупредил: никаких звонков, писем, телеграмм — никто не должен знать, где проводит отпуск Котенев.
— Так надо, — придав лицу многозначительное выражение посвященного в таинства, недоступные другим людям, сказал Лука.
Пришлось скрепя сердце согласиться. Заветный кейс Михаил Павлович засунул в шкаф, а пистолет носил при себе, на ночь кладя оружие под матрас. Рубашки и костюмы он развесил на плечиках, а из портмоне выгреб мелочь и завязал ее в узелок из носового платка, спрятав тяжелую «колбаску» в плавки, — играть в детектив так уж играть.
Утром он выбежал в трусах на участок и пригласил уже поднявшегося грека пробежаться, чтобы скинуть лишний жирок. Лука вставал на удивление рано, словно совсем не ложился — чуть не до рассвета читал или смотрел видео, болтал с кем-то по телефону то на русском, то на каком-то непонятном гортанном языке, — а утром выйдешь в холл, так он уже там: свеженький, чисто выбритый, приветливо улыбающийся, пахнущий дорогим одеколоном. Иногда у Михаила Павловича появлялась мысль о двойниках — один Лука спит, а другой в это время бодрствует. Но двойника не было.
— Бегать? — критически осматривая экипировку Котенева, усмехнулся грек. — Нет, увольте. А вы, если хотите, пожалуйста. Только недалеко и недолго. За участком есть приличная дорога, можете порезвиться там.
Михаил Павлович кивнул и выскочил за калитку. Он был в трусах и кроссовках, даже без майки, а на голове легкая велосипедная кепочка. Лука проводил его взглядом и остался ждать возвращения гостя на веранде. Котенев был более чем уверен, что Александриди засек по часам время, чтобы определить, сколько бегал поднадзорный. В том, что он поднадзорный, Михаил Павлович уже не сомневался.
«Ну и пусть, — припуская по дороге, подумал он. — Пока наши планы совпадают, я готов потешить хозяев. Мне надо пересидеть в тиши смутное время, а потом посмотрим. Если захочу уйти, то Лука невелика преграда, отодвинем».
Побегав, он свернул в проулок между домами и, выбравшись на проезжую дорогу, остановил какого-то местного смуглого парня, расспросив его, где находится почта и можно ли оттуда позвонить в Москву из автомата. Получив утвердительный ответ, Михаил Павлович побегал еще с полчасика и, вернувшись, сразу отправился под душ.
Плескаясь под струями теплой воды, он усмехался, вспоминая, как нервно вышагивал из угла в угол веранды Лука, обеспокоенный долгим отсутствием гостя. Ничего, пусть икру помечет, ему полезно, больше желчи стечет.
День прошел как обычно, а на следующее утро Котенев снова выскочил за калитку в трусах, уже не спрашивая разрешения грека. Добежав до знакомого проулка, он быстренько отыскал почту и позвонил Татьяне. Успел сказать свой адрес, что любит и соскучился, попросил взять отпуск и поехать к родителям, обещал позвонить еще. Как выяснилось, звонок он сделал вовремя. Когда вернулся на участок, там стояла машина и потные парни выгружали какие-то железки, обернутые в промасленную бумагу. Покосившись на них, Михаил Павлович поспешил в душ. Потом завтракали, а после кофе и фруктов Лука повел его в сад и показал полностью оборудованную спортивную площадку с тренажерами — все красиво, компактно, подобрано со знанием дела.
— Мое упущение не подумать о физическом развитии гостей, — взяв под руку Котенева, ворковал грек, — гиподинамия губительна, а вам не следует маячить в городке и мозолить чужим глаза, тем более в трусах. Здесь это не принято. Можете пользоваться тренажерами, а пробежки придется прекратить. Так надо.
Михаилу Павловичу захотелось дать греку в ухо, и он едва сдержал желание, подавив его и изобразив на губах признательную улыбку:
— Я вам так благодарен. Конечно, вы, как всегда, правы и удивительно предусмотрительны.
«А позвонить я успел, — ехидно подумал он, возвращаясь в дом. — И ты, голубчик, не уследил. Нет, не уследил».
На душе стало весело — не так уж все плохо и страшно, стоит, наверное, сделать вид, что все принимаешь и исполняешь, отдохнуть, набраться сил, а потом уйти, когда придет время. А оно придет! Захотелось запеть, как в детстве: «Я от дедушки ушел, я от бабушки ушел…»
— Чего это вы развеселились? — подозрительно покосился на него Александриди. — Радуетесь? Чему?
— Прекрасные тренажеры, — улыбнулся Михаил Павлович. — Ну а рыбалку устроите? Знаете, с ночевкой, костром, душистой ухой. Отдыхать так отдыхать. Или даже лучше охоту. Здесь есть на кого охотиться?
— Есть, — буркнул грек. — На кого охотиться, везде есть. Я подумаю, посоветуюсь.
«С кем?» — чуть не вырвалось у Котенева, но он вовремя прикусил язык. Зачем настораживать подозрительного грека.
— И еще хорошо бы купаться. Здесь есть где?
— Не устраивает душ? — поднимаясь на веранду и перебирая лежавшие на столике видеокассеты, недовольно проскрипел Лука.
— Хочется живой воды, — устраиваясь в кресле и ожидая сеанса, ответил Михаил Павлович. Фильмы у грека были интересные, многие доставляли истинное удовольствие.
— За дорогой, сзади дома, есть озеро, — включая телевизор, сообщил Александриди. — Думаю, можно купаться. Вы как хотите, утром или вечером?
— Лучше утром.
Посмотрели американскую музыкальную комедию о похождениях двух братьев-джазменов, старавшихся заработать деньги для воспитавшего их приюта. Потом обедали на другой веранде, где закутанная в черное ведьма собрала на стол. Отобедав, немного соснули в своих комнатах; поднявшись, попили чаю, поиграли в нарды, до которых Александриди был большой охотник, — играя, он заводился, пыхтел, лицо краснело, и каждый проигрыш огорчал его так, словно он отдавал последнее.
Гулять пошли вместе — жара немного спала, воздух, казалось, напоен ароматами, и грек, довольный сегодняшним выигрышем, сам отвел Котенева к озеру.
Вернулись к ужину. Поели, покурили, поболтали о пустяках, посмотрели телевизор и разошлись по комнатам. Михаил Павлович разделся и, задернув противомоскитный полог, зажег бра над изголовьем — решил почитать перед сном. В наступившей тишине было слышно, как прошаркала по плитам дорожки ведьма в черном. Где-то, наверное в соседнем доме, играло радио, а Котенев вдруг подумал: странно, что в таком доме не держат сторожевой собаки. Не похоже, чтобы здесь постоянно жили, хотя все содержится в образцовом порядке. Может быть, когда нет гостей, здесь постоянно живет сторож и у него есть собака, а сейчас его вместе с ней убрали, чтобы не глазел на неположенное и сам не вертелся перед гостями?