Франсиско задумался и думал довольно долго. Пальцы его поглаживали то кружевные манжеты, то острую бороденку. Хватали за ус, покручивали…
— Знаете, я почему-то не задумывался о том, откуда у него золото… Мануэль прежде жил на деньги Каэтаны, но после ее смерти, я слышал, что Корона оспорила завещание, а брат его никогда не отличался излишней щедростью. Но золото у Мануэля имелось. Марианна, она желала показать мне, что вовсе не страдает от разлуки. Заявилась сюда, в экипаже, одетая роскошно, хотя и безвкусно… Желала заказать портрет. Мануэль готов был платить…
— Но вы отказались?
— Мои дела пусть и не так хороши, как некогда, но и не настолько плохи, чтобы браться за подобные заказы… Да, я отказал. Она желала не просто портрет, она желала, чтобы я написал новую «Маху», но уже с нею… А это совершенно невозможно!
«Веселую голубку» Альваро отыскал без особого труда. Почти приличное место. Здесь было относительно чисто, и помои прислуга выносила на задний двор, а не выплескивала из дверей, и пол мели, и столы терли, и кормили пристойно, но все ж носилось в воздухе нечто этакое, лихое, заставлявшее насторожиться.
По раннему времени в «Голубке» было пусто.
— Марианна? — Хмурый мужик, оттиравший стол, смерил Альваро мрачным взглядом. — А тебе на кой ляд? Не про твою душу.
— Мне она и даром не надобна. — Альваро кинул на стол монетку из полученных на расходы. — Хозяин желает подарок передать.
— Оставляй. Передадим.
— Лично. — К первой монетке добавилась вторая, которая, как и ее предшественница, исчезла в широкой ладони мужика. — И послание…
— Ну, коль подарок… — Монетку попробовали на зуб и сочли годною. — Как выйдешь, так и прямо шуруй, спросишь дом матушки Кавалли… У нее Марианна квартируется, если еще не погнали… Твой-то из приличных?
— Из приличных.
— Марианна — хорошая девка, только не везет ей что-то с кавалерами. — Золото, как Альваро успел заметить, обладало удивительным свойством располагать людей. И нынешний его собеседник не стал исключением. — Сначала одного нашла, живописца, мол, любовь у нее приключилась. А вышла с той любови с голым задом… Потом другого сыскала, мол, богатого. Если не любовь, то хотя б золотишко… Да только золотишко это… Едва саму не повязали…
И к мужику разом вернулась прежняя подозрительность.
— Или ты из этих? — Он выразительно положил руку на рукоять ножа, торчавшую из-за пояса.
— Нет. Не из этих…
Спрашивать о золоте Альваро не стал. В лучшем случае правды не скажут, а в худшем… Ни к чему ему проблемы с карабинерами, если все, что требуется, Марианна и так расскажет.
К счастью, она по-прежнему квартировалась у матушки Кавалли, женщины, обильной телом и вздорной норовом. Визгливым голосом своим она успела выговорить Альваро и за его неподобающий вид, и за внеурочный визит, и нажаловаться на постоялицу, которая, вот дрянь, изволит хамить почтеннейшей вдове. И если бы не нужда, сию вдову доведшая до ручки, неужто стала бы она сдавать комнаты особе столь низкого происхождения и отвратных манер…
Вышеупомянутая особа, выглянув на крик, разразилась бранью — и такой, что Альваро заслушался.
Почтенная вдова не осталась в стороне.
Марианна была хороша.
Все еще была хороша.
Она обладала той яркой красотой, которая в девочках пробуждается рано и горит ярко, но сгорает быстро. И оказавшись рядом с Марианной, Альваро отметил первые, едва заметные признаки увядания. Со сна лицо той было припухлым, слегка помятым. Всклоченные волосы делали Марианну похожей на ведьму, у губ залегли глубокие складки, глаза покраснели.
— Ко мне? — Марианна смерила Альваро неприязненным взглядом, под которым он остро ощутил собственную ничтожность. — Я занята…
— Настолько, чтобы не выслушать предложение моего хозяина?
Альваро протянул золотой.
Сей аргумент был понятен Марианне. Монету она взяла, прикусила, поднесла к левому глазу, к правому…
— Настоящий, — с усмешкой произнес Альваро.
— Возможно. — Марианна сунула монету в вырез, позволявший разглядеть пышную и еще не обвисшую грудь. — Но всегда лучше проверить, идем…
В ее комнатах царил ужасающий беспорядок, что, однако, Марианну нисколько не смущало. И скинув со стула ворох нижних юбок, она велела:
— Садись.
Сама же устроилась на разобранной постели, приняв позу картинную, которая должна была бы продемонстрировать прелести ее тела, однако Альваро видел лишь, что и постель, и тонкая рубашка, в которую была облачена Марианна, не отличались чистотой и свежестью.
— Так чего же твой хозяин желает? — томным голосом поинтересовалась она и пальчиком провела по длинной шее. — Я многое могу… За соответствующее вознаграждение.
Она была предельно откровенна.
— Мой хозяин хочет знать правду. — Альваро достал кошель. — Ты отравила Каэтану, герцогиню Альбу?
— Что? — От возмущения Марианна села. — Кто тебе такое сказал?!
— Твой бывший любовник…
— Франсиско? Мануэль? Скотина! Что один, что второй… Конечно, Франсиско, больше некому… Я ему отдала лучшие годы своей жизни! А он…
Марианна заломила руки.
— Назови свою цену. — Альваро подбросил кошель на ладони. — И говори правду. И нет, Франсиско не утверждает, что ты отравила Каэтану. Лишь угрожала…
— Я играла, — отмахнулась Марианна, не спуская с кошеля жадного взгляда. — Мы оба понимали, что я не стала бы делать ничего такого, тем более…
Она запнулась.
— Что?
— Она проиграла не потому, что плохо танцевала, она танцевала до отвращения хорошо, но… Ей вдруг стало дурно. И двигалась она иначе… Поначалу правильно, а потом, так бывает, когда, скажем, голова закружится или… Она была немолода, но я не слышала, чтобы возраст мешал ей… И потом, она почти ничего не пила, а выглядела пьяной…
— Ты за ней следила?
— Наблюдала. — Марианна повела белым плечиком. — Мне было интересно, что же все в ней находят… И да, я не собиралась выигрывать, я ведь не дура, что бы там ни утверждал Франсиско. Но когда я заметила, что с нею неладно, было слишком поздно притворяться…
— И вы никому ничего…
— Никому и ничего. — Марианна вытянула ножку, позволяя полюбоваться тонкой щиколоткой и аккуратною стопой. — А кому я должна была что-то говорить? Или уж, простите, предупреждать? Это вообще не мое дело!