И тень, ойкнув, отпрыгнула, выронив подушку.
— А вам, капитан, будет впредь наука. Не стоит недооценивать женщин… — Голос доносился из темного угла комнаты.
— С-спасибо. — Альваро не без труда сел в постели, мысленно кляня себя за глупость.
Это ж надо было! Еще немного — и его действительно придушили бы.
Подушкой.
Донна преклонных лет. Кому сказать — засмеют! Нет, конечно, весу в донне, что в приличном хряке, и в какой-то момент Альваро даже решил, что его погребло не под грудой плоти, но под каменным обвалом. И все же…
— Диего! Ты… ты…
— Я здесь, матушка. — Мелькнула рыжая искра, и пропитанный маслом фитиль вспыхнул. А от него занялась и вторая свеча, и третья…
В комнате становилось светло, и тень поспешно заслонилась от этого света рукой.
— Что здесь происходит?! — взвизгнула она. — Диего, ты!..
— Я, матушка. — Диего не шевельнулся. Сидящий в кресле, закутанный в темный халат, он выглядел больным и усталым. — Скажите, неужели вы настолько не любите меня, что и вправду убили бы? Хотя о чем это я? Вы ведь меня и убивали! Не понимаю за что?
— Диего, ты все неверно понял! Этот человек. — Тонкий пальчик донны Изабеллы ткнул в Альваро. — Он затуманил твой разум!
— Хватит, матушка! Я устал от вашей лжи… Я сейчас могу кликнуть стражу, и вас будут судить.
— Ты не посмеешь! — Донна Изабелла вскинулась.
— Посмею. Если думаете, что меня волнует такая мелочь, как доброе имя семьи, то бросьте! Эта семья не заслуживает доброго имени. Но я готов дать вам шанс… Расскажите, зачем вы все это делали? Я могу понять, почему вы убили Каэтану… из зависти. Или из жадности… Надеялись, что ее состояние достанется вам?
Донна Изабелла молчала.
— Но Корона изволила опротестовать завещание, и вы понимаете, что суд, который лишь формальность, Корону поддержит. Это заставило потихоньку распродавать имущество, о котором Корона не имела представления.
— Ты не имеешь права меня обвинять! Я заботилась о семье.
— Неужели? — буркнул Альваро, подняв подушку. — Странная у вас забота…
Донна Изабелла смерила его презрительным взглядом, но ответа не удостоила.
— Мануэль нашел покупателя… Вот только вы не предполагали, что человек, занимающий столь высокое положение, обманет вас. Он готов был заплатить невиданную цену за картины Франсиско, за одну-единственную картину, и вы забыли обо всем, кроме этих денег.
Диего покачал головой:
— Скажи, мама, неужели тебе в голову не пришло, что вся эта затея попросту опасна?
— Ты… ты не понимаешь!
— Так объясни! — Он выкрикнул это и, вскочив, вновь рухнул в кресло. Сдавил голову руками. — Я до последнего надеялся… Но нет! Ты убила Каэтану, а потом, скажи, ты хоть немного колебалась, когда шла сюда?
— Я… я думала…
— Ты думала, что я завтра уеду, а значит, поправлюсь, женюсь, не приведи господь. Детей заведу. И тогда вы точно не сможете тратить мои деньги.
— Мануэль…
— Мама, присядь. — Теперь голос Диего звучал глухо. — Я хочу знать все. С самого начала. И пожалуйста, не вздумай лгать. Я знаю многое… О порошке… Кто тебе его дал? Вряд ли доктор, хотя ты смешала свой порошок с желудочным, от него полученным. Тогда, после моей скоропостижной кончины, ты могла бы обвинить его в убийстве… И сам он побоялся бы обвинений, помог бы представить мою смерть естественной, как сделал это для Каэтаны… Где ты взяла «итальянский корень»?
Донна Изабелла молчала.
— А если бы вдруг кто-то догадался, то всегда можно было бы обвинить Альваро… Правда, его оставлять в живых тоже было бы опасно. Но убивать тебе не впервой. А та девушка? Ее вина была в том, что она принесла Каэтане отравленное молоко? Или же в том, что посмела просить денег за услугу? Мы поначалу решили, что у нее имелся любовник, который ее содержал, но ошиблись. Все было наоборот. Она содержала его, а молодые любовники нынче дороги… Она стала требовать денег?
— Мерзавка ничего не боялась!
— Конечно, ей было что рассказать… Милой тихой девушке, которую Каэтана не замечала, никто не замечал. Итак, матушка. — Диего сцепил руки на груди. — У вас имеется выбор. Или же вы рассказываете мне все, как оно есть, а после отправляетесь в обитель… Или же я и вправду завтра уезжаю. А вы, дорогая матушка, вместе с братом моим и сестрицей возвращаетесь в старый дом дожидаться вердикта королевского суда. Думаю, новые обстоятельства, которые я изложу, весьма ускорят разбирательство. И да, я не сумею доказать, что Каэтану убили именно вы. Но доказательств не потребуется. Хватит слухов. Перед вами закроются все двери. Мануэль… Думаю, у него изрядно проблем, чтобы не задумываться о дальнейшей его судьбе.
Альваро мысленно согласился с хозяином: Мануэлю осталось недолго. Оплачивать долги фальшивым золотом — плохая идея, особенно если должен людям серьезным, каковых не остановят ни громкий титул, ни имя.
— Лукреция… Что ж, ее ждет участь старой девы, но это тебя утешит. Будет кому присмотреть за тобою на старости лет, матушка…
— Неблагодарный!
— А за что мне тебя благодарить? За то, что по счастливой случайности жив остался? К слову, происшествие с конем — это по твоей подсказке? Нет? Ну да, слишком грубо, очевидно, Мануэль, он никогда не отличался терпением.
— Это она виновата…
— Кто?
— Каэтана. — Это имя донна Изабелла выплюнула. — У нее всегда было все! Все, чего только пожелает! А я… Если бы ты знал, как это унизительно, быть чьей-то бедной родственницей!.. Позаботься о Мануэле!
— Ты думаешь лишь о нем.
— Он милый мальчик, он ошибается… Все ошибаются, Диего… Пообещай, что позаботишься о нем! Он ведь твой брат!
Теперь голос донны Изабеллы был привычно плаксив. И Диего поморщился, велев:
— Рассказывай…
— Я всегда знала, что достойна большего!
…И уверенность эта жила в Изабелле, крепла день ото дня, пусть бы и не было ни одной причины, которая поддерживала бы ее. Матушка Изабеллы, происходившая из семейства знатного, знатностью своей гордилась, меж тем забывая, что ветвь этого семейства давным-давно обеднела. И даже приданое матушке ссудили дальние родственники.
Батюшка, взявши в супруги даму знатную, нуждался не столько в имени, сколько в деньгах, кои спустил быстро.
Нет, супругу он любил.