«Великая Германия» еще продолжает бой с 30 танками севернее [658] выс. 230.1 и 20 танками южнее Сырцево. Корпус имеет перед собой 6‑й русский танковый корпус.
3‑й тд, наконец, удалось захватить переправу, и она двигается на север. Переброска танков затруднена из–за сильного минирования местности. Переправа подвергается сильному фланговому удару с высот севернее Луханино. На левом крыле 52‑й ак сменил боевую группу 3‑й тд, и она направляется вслед за дивизией. Планируется переправить ее через Пену у Алексеевки, так как, вероятно, из Алексеевки враг ушел»{617}.
Указанные 122‑мм САУ принадлежали 1440‑му сап 6‑й гв. А. Согласно отчету его штаба, с утра 7 июля и до 20.00 его батареи участвовали в удержании рубежа в районе Дуброва — Сырцев, а затем отошли к Красной Дубраве, где и заняли новый рубеж обороны. Непонятно, почему информация об этих самоходках впервые появляется в журнале боевых действий 48‑го тк лишь вечером 7 июля. Ведь полк участвовал в боях против его войск с 5 июля и потерял в районе Черкасского несколько машин, в том числе и СУ‑122, которые не удалось эвакуировать с поля боя.
Район Дуброва — Сырцево — Луханино действительно был очень хорошо укреплен, а советские войска оборонялись ожесточенно и сумели задержать противника на двое суток. При описании этих боев авторы исследований используют в основном документы штабов обеих сторон. Однако почувствовать их накал и напряжение, понять трагизм людей, оказавшихся в этой мясорубке, опираясь лишь на сухие отчеты и сводки, трудно. Поэтому, думаю, для читателя будет небезынтересно увидеть бой в хуторе Сырцев глазами очевидца, гренадера 8‑го взвода 5‑й роты гренадерского полка «Великая Германия» Ги Сайера:
«К вечеру третьего дня непрерывного боя, во время которого нам удалось сомкнуть глаза лишь на полчаса, не более, мы совершенно обезумели: нам казалось, что мы способны на все. Из нашего взвода выбыли чех и фельдфебель, которые либо погибли, либо были ранены и остались лежать среди развалин; в наши ряды влились два гренадера, оторвавшиеся от своих частей. Теперь мы разделились на три группы — среди них был одиннадцатый взвод, в котором сражался Оленсгейм, и семнадцатый, снова влившийся в наши ряды. Ими командовал лейтенант. Нам было приказано уничтожить очаги сопротивления на развалинах деревни. Там еще продолжались [659] бои, хотя отступающие советские войска уже оставили эти позиции.
Перед нами открылось зрелище, которое напоминало судный день. Впрочем, возможность уснуть в тихом углу занимала нас больше, чем шальная пуля русских. От взрывов, раздававшихся с переднего края наступления, содрогался воздух, засоряя наши ослабевшие легкие. Все молчали, лишь изредка слышались команды: «Стой!», «Смирно!», и мы бросались на горящую землю. Мы настолько устали, что поднимались лишь тогда, когда полностью подавляли очередной очаг сопротивления — оставшихся без подкрепления солдат, засевших в каком–нибудь окопе. Иногда из укрытия появлялись солдаты с поднятыми руками: те, кто желал сдаться в плен. И каждый раз повторялась одна и та же трагедия. Краус по приказу лейтенанта пристрелил четверых капитулировавших, судетец — двух, а солдаты из 17‑й роты — девятерых. Юный Линдберг, который с самого начала наступления пребывал в состоянии панического ужаса (он или рыдал, или хохотал), взял у Крауса пулемет и уложил двух большевиков. Двое убитых были намного старше парня и до последнего момента молили о пощаде. Еще долго мы слышали их крики. Но Линдберг, которого охватил приступ гнева, стрелял, пока крики не затихли.
Помню еще «хлебный дом». Мы его так назвали, потому что, перебив всех, кто в нем засел, нашли несколько буханок хлеба и расправились с ними в качестве вознаграждения за ужасы, которые свалились на нашу голову. От страха и усталости мы обезумели. Нервы наши были напряжены до предела. Мы с трудом повиновались приказам и крикам, предупреждающим об опасности, которые сыпались непрерывной чередой. Брать пленных нам было запрещено. Мы знали, что и русские не берут в плен, поэтому, как ни хотелось нам спать, приходилось поддерживать себя в полусонном состоянии, зная, что где–то поблизости бродят большевики. Или они, или мы — вот почему и я, и мой друг Гальс кинули в «хлебный дом» гранаты, хотя русские выставили там белый флаг.
Когда наше бесконечное наступление подошло к концу, мы растянулись на дне воронки и долго смотрели друг на друга, не говоря ни слова. Мы все словно онемели. Кители наши были расстегнуты, изорваны в клочья, а от приставшей к ним грязи сливались с цветом земли. В воздухе по–прежнему грохотали взрывы, и ощущался запах гари. Погибло еще четверо наших, а с собой мы несли пять–шесть раненых, среди которых был и Оленсгейм. В окопе нас собралось человек двадцать. Мы пытались привести в порядок мысли, но невидящий [660] взор блуждал по выгоревшей окрестности, а в головах было пусто»{618}.
После 21.00 существенных изменений в оперативной обстановке в центре и на правом фланге 1‑й ТА (в полосе 3‑го мк и 6‑го тк) не произошло. 3‑я тд, из–за сильного сопротивления наших войск в северной части Луханина и сильных налетов советской авиации на южную часть этого села, была вынуждена приостановить наступление двух батальонов 394‑го грп на северном берегу ручья. Удары были столь эффективны, что немцам пришлось даже приостановить переправу войск через мост. Уже ночью поступило сообщение из дивизии «Великая Германия»:
«Великая Германия» стоит передовыми частями на линии выс. 230.1 и юго–восточнее Сырцево, фронтом на северо–восток и северо–запад. Вражеские танки расположены на юго–восточных окраинах Сырцево и высотах восточнее от них. Другие вражеские танки замечены юго–восточнее Верхопенье. Дивизия просит возвратить фузилерский полк в свое расположение»{619}.
К исходу дня оборону перед атакующим клином 48‑го тк удалось стабилизировать: войска остановить и закрепить на новых рубежах. К полуночи она выглядела следующим образом. Из приказа командира 67‑й гв. сд на 24.00 7 июля:
«2. 67‑я гв. сд с 611‑м иптап, 496‑м иптап, 5‑м гв. мп. к 4.00 8.7.43 г. Занимает оборону на рубеже: (иск.) роща в 2 км западнее Верхопенье, южные окр. Верхопенье, ур. Становая.
3. Справа — 71‑я гв. сд обороняется на рубеже: Трефиловка, Дмитриевка, Васильевка.
Слева — 51‑я гв. сд обороняется на рубеже: западные и южные окраины Красная Поляна, выс. 252.5, выс. 239.6.
5. 196‑й гв. сп со 2/138‑го гв. ап занять и прочно оборонять участок: роща в 2 км западнее Верхопенье, изгиб дороги Сырцево — Верхопенье.
Задача: не допустить прорыва пехоты и танков противника на участке обороны.
КП полка — западная окраина. Верхопенье.
6. 199‑й гв. сп с 3/138‑го гв. сп занять и прочно оборонять участок: (иск.) изгиб дороги Сырцево — Верхопенье, северозападные скаты ур. Щенячье. КП полка — вост. отрог балки южнее МТС Верхопенье.
7. 201‑й гв. сп с 1/138‑го гв. ап занять и прочно оборонять участок: (иск.) ур. Щенячье, ур. Становая. КП полка — в балке, у буквы «П» Покровский.