Приведу еще несколько цифр потерь некоторых частей 67‑й гв. сд за 4 июля, которые удалось найти в полковых книгах приказов:
— 199‑й гв. сп{198} — убито 16 человек, ранено и прошло через 71‑й отдельный медсанбат — 5 человек, среди погибших — командир 3‑го стрелкового батальона капитан В. Л. Вахидов и его заместитель ст. лейтенант A. A. Старченко. Остальной личный состав 3‑й сб, погибший в Бутове, на 6 июля числился без вести пропавшим.
— 138‑й гв. ап — всего 8 человек, в том числе убито — 2, ранено — 2, пропало без вести — 4.
Никто лучше, чем командование соединения, не знало, какие стойкость, мужество и самопожертвование проявил личный состав всех постов боевого охранения и передовых отрядов, особенно в Бутове. Поэтому полковник А. И. Баксов в текучке военных будней не забыл отметить и павших, и живых. К сожалению, не все документы удалось разыскать, так как на многих командиров и бойцов, в том числе и капитана В. Л. Вахидова, наградные листы были направлены в штаб корпуса для представления к орденам Красного Знамени и при бомбежке часть их сгорела. Точно известно, что комдив своей властью наградил орденом Красной Звезды за бой в Бутове: офицеров связи мл. лейтенантов Д. П. Макарова, П. В. Якимочкина, командира роты ПТР 3/199‑го гв. сп мл. лейтенанта И. С. Тарасова, командира 3‑й минроты 3/199‑го гв. сп ст. лейтенанта И. Н. Пляхина, командира минометного взвода 3/199‑го гв. сп М. А. Буценко, командира взвода управления батареи 76‑мм орудий 201‑го гв. сп мл. лейтенанта И. М. Батищева.
Нельзя не отметить то важное влияние, которое оказал [274] удар противника по БО и ПО дивизий правого крыла 6‑й гв. А на дальнейшие шаги ее командования. Именно эти бои стали тем толчком, благодаря которому еще до начала общего наступления 4‑й ТА И. М. Чистяков решил: главный удар противник нанесет на левом фланге. Об этом свидетельствует немаловажная деталь. Еще до начала наступления 48‑го тк он отдал приказ генерал–майору Д. И. Турбину перебросить непосредственно к Черкасскому части своего противотанкового резерва. Из «Отчета о деятельности артиллерии 6‑й гв. армии в оборонительных боях с 4 по 16 июля 1943 года»:
«Ввиду активных действий противника на правом фланге армии, т. е. в районе Черкасского, командующим артиллерией армии в 3.00 5.07.43 г. было принято решение о вводе в бой находившегося в армейском противотанковом резерве 493‑го иптап (из р-на ур. Сухая, выс. 249.3), которому было приказано к 6.30 занять боевые порядки юго–восточнее 1,5 км Коровина с задачей не допустить прорыва танков противника на рубеж: Коровино, Черкасское»{199}.
Это решение оказалось дальновидным, полк внес свой вклад в оборону села. Однако психологический настрой командарма и сосредоточение его внимания лишь на правом крыле имели негативные последствия для обороны левого фланга. Решив для себя еще до начала сражения, что именно здесь развернутся основные события, он лично руководил боем в этом районе и находился там до исхода дня, недостаточно вникая в происходящее в полосе 23‑го гв. ск. Но об этом мы поговорим в дальнейшем.
О том, что в конце дня 4 июля эта точка зрения стала доминирующей в руководстве армии, свидетельствуют и действия ее политического руководства. Начальник политотдела полковник Л. И. Соколов, естественно, не без согласования с членом Военного совета армии генералом П. И. Крайновым, срочно формирует бригаду политработников под руководством инспектора политотдела армии майора Чернухина в составе майора Фан — Юнга, Грибова, Дудина и отозванного из резерва старшего лейтенанта Халходжаева и направляет ее в одну–единственную дивизию — 67‑й гв. сд с задачей помочь ее командованию в предстоящем бою. Дивизия полковника А. И. Баксова и в корпусе и в армии находилась на хорошем счету, никаких ЧП в этот момент не произошло. Поэтому направление бригады политработников — это ясный сигнал того, что здесь, по мнению командования армии, должны развернуться главные события.
Подводя итоги частной операции, проведенной 4‑й ТА во [275] второй половине дня 4 июля, следует отметить, что она не принесла тех результатов, на которые рассчитывало ее командование. Особенно много проблем возникло у 48‑го тк. Хотя штурмовые группы его дивизий к исходу дня в основном овладели холмистой местностью перед передним краем обороны гвардейских соединений, но это полностью не решило стоявшую перед артиллерией корпуса проблему. Из–за упорного сопротивления подразделений БО и ПО, а также интенсивного огня из глубины обороны артиллерия противника начала выдвигаться на новые огневые позиции с большими сложностями. Из–за густой сети минных полей, оставленных нашими саперами, противник в этот период понес существенные потери, особенно в артполку «Великой Германии».
«На мине подорвалась машина одного из командиров дивизиона, — пишет американский историк Стивен Ньютон, — офицеру штаба другого дивизиона шрапнелью снесло голову, и, наконец, от взрыва мины погиб один командир батареи. В то же время было потеряно столько машин связи, что лишь за несколько минут до начала артиллерийской подготовки полковому офицеру связи едва удалось наладить жидкую телефонную сеть»{200}.
К этому следует добавить, что с захваченных высот не всегда просматривалась наша оборона, а артиллеристы были физически не в состоянии подготовить за оставшиеся 4–5 часов данные для стрельбы. Все эти проблемы существенно снизили эффективность артподготовки в полосе соединений Кнобельсдорфа. Более высоких результатов добился 2‑й тк СС, но этого аспекта мы коснемся в главе, посвященной началу наступления.
Контрартиллерийская подготовка: удачное решение или стрельба из пушек по воробьям?
К полуночи 4 июля 1943 г. командованием Воронежского фронта на имя начальника Генерального штаба было направлено боевое донесение № 00193 на 24.00. Приведу его полностью:
«Первое: Противник днем 4.7. разведгруппами силою до роты — взвода безуспешно пытался вести разведку из районов Краснополье, Ново — Дмитриевка и Просеки.
В 16.10 силою до полка пехоты с 20 танками повел наступление: батальоном в направлении Нов. Горянка, безымянная выс. 1, 5 км северо–восточнее Фастов, разъезд Герцовка (15 км [276] северо–западнее Томаровка) и двумя батальонами с 20 танками — на Бутово. К 20.30 4.7 противник ворвался: ротой пехоты с 5‑ю танками в юго–вост. опушку рощи севернее Новая Горянка, 5‑ю танками — в МТС (на западной окраине Бутова) и 6‑ю танками — в южную окр. Бутова. Бой продолжается.
В 18.00 из района Пристень и Топлинка силою до роты пехоты на каждом участке противник вел разведку в направлении Карнауховка; ружейно–пулеметным огнем разведка противника отброшена в исходное положение. На этом участке за день противником выпущено до 2500 снарядов{201}.
На остальных участках в течение истекших суток противник ограничивался арт. минометным обстрелом отдельных участков нашей обороны.
Авиация противника производила разведполеты и в период 16.45–17.00 2000 самолетами, группами по 20–45 бомбардировщиков в сопровождении истребителей, бомбила боевые порядки нашей обороны в районах Герцовка, Бутово, Гостищево, Луханино, Кобылевка.