– Лиза, только не стреляй.
– Мне страшно!..
Тихон заглушил двигатель и коснулся накопителя – дохлый реактор питал его так скупо, что хотелось плакать. Нужно забить его до отказа, тогда взрыв получится достаточно мощным. Это хорошо, что они почти минуту стояли на месте, в нем уже успело кое-что отложиться.
Семьдесят два процента. Восемьдесят. Самоликвидироваться можно с одним реактором, но если к нему добавить полный накопитель, будет гораздо лучше. Пятьдесят метров до дна. Лобовая броня расплавилась, орудия оплыли, как свечи в историческом интеркино. Двадцать метров и полторы тысячи градусов. Хватит.
Я – не хочу – жить.
Его выдернуло из тела и крутануло вокруг чего-то несуществующего – аналогия была довольно условной, но Тихон почувствовал такой мучительный накат тошноты, что ничего, кроме примитивной карусели ему в голову не пришло. Он оказался за пределами пространства-времени, и его продолжало тащить куда-то вверх. Повсюду мелькали фантомы чужих личностей и, захлебнувшись в их хороводе, Тихон познал последние впечатления сотен операторов.
На конкурской платформе уже появилась следующая партия тяжелых ракетоносцев, когда город вспух плазменным пузырем и лопнул, разметав рваные протуберанцы. И от слонов, и от танков остались лишь темные островки – земля в радиусе пяти километров превратилась в белую золу. Песчаная коса, пересекавшая оазис с Востока, закипела и растеклась золотистой дорожкой.
Ударная волна пронеслась над пустыней и достигла хребта, на который высаживался десант. Звено перистов, стерегущих небо, швырнуло на скалы и расплющило до экспонатов чудовищного гербария. Наземная техника возле транзитной камеры не пострадала. Приборы зарегистрировали всплеск гамма-излучения, но для машин оно опасности не представляло, а до колонизации Тарма было еще далеко.
– Здорово, – по-милому просто сказала Лиза.
Тихон обернулся и, кажется, не сумел совладать с мимикой – девушка увидела его разочарование и сама тут же сникла, еще больше посерела. Напрасно он пытался исправить положение, изобразить заинтересованность, даже оттенок влечения, – во-первых, не очень-то у него получилось, а во-вторых, было уже поздно. Лиза разочаровалась в ответ, сразу и навсегда.
Назвать ее малопривлекательной, значило бы сильно пощадить женское самолюбие. «Темненькая, с хвостиком» – вот, пожалуй, и все комплименты, которые ей можно было сделать. Свою внешность Лиза не приукрасила: действительно брюнетка, действительно хвост – блестящий, изогнутый к шее, гладящий воротник ровным, пушистым кончиком.
Все остальное Тихону не понравилось. Лицо пустое, дрябловатое, кожа – черт ее знает, то ли в прыщах, то ли в мелких родинках. С такими, как она, хорошо общаться на расстоянии, по интервидению – естественно, с выключенным экраном. Приятный собеседник, не более.
– Ты хороший оператор, – сказала она, но это уже были совсем другие слова.
– Ты тоже.
– Вежливый, – усмехнулась девушка.
Они молча дошли до Т-образного перекрестка, и Тихон остановился, ожидая, куда пойдет Лиза. Ему очень не хотелось расставаться с ней сейчас, когда наметившийся контакт сменился отчуждением.
– Я пойду есть, – проговорила она.
– И я пойду.
– Я поем у себя.
– Тогда счастливо.
Тихон полюбовался ее тонкой спиной безо всякого намека на талию и не спеша направился к столовой. Чувство неловкости плавно перешло в досаду, и через минуту он уже радовался тому, что все получилось именно так.
В конце концов, кто она такая? Не слишком ли много она о себе воображает? Удивлена, что он не втрескался в нее с первого взгляда. Ха! С такой-то мордашкой! Пусть скажет спасибо, что его не стошнило.
Тихон сунул руки в карманы и изобразил походкой крайнюю степень независимости. Он хотел предложить Лизе свою дружбу, а она… Им всем только одного и надо. Сука.
Его нагнали двое мужиков, кажется, тех самых, что сидели в клубе. Тихон повернулся, пропуская их вперед, но они вовсе не торопились.
– Ты, что ли, сто семнадцатый будешь? – спросил загорелый верзила с рыхлым носом и короткой курчавой шевелюрой. – Тихон? А я Дионис.
– Павел, – представился второй, пониже ростом, но такой же крепкий и уверенный в движениях. Лицо у него было совершенно квадратное, а глаза – маленькие и тусклые.
Тихон не понял, что эти типы делают на Посту. По идее, им нужно валяться где-нибудь у теплого моря и хватать за задницы проходящих мимо бабенок. Они это любят – в смысле, бабенки.
– Ты правда простой водитель?
– Кем его еще поставят в первом бою, – ответил за Тихона Павел.
– Обычно водители дальше траков ничего не видят.
– Просто у него хорошее влипание, – пояснил Павел, приобнимая Тихона за плечи. – Такое бывает. Редко, но бывает. Говорят, когда Алекс уходил в машину, его тело становилось на семь грамм легче.
– Как это? – не поверил Дионис.
– Душа у человека столько весит. Ровно семь грамм, наукой доказано.
– А, наука, – презрительно протянул он. – Ни черта она не знает. Вот чем нас конкуры уделали, известно?
– Какое-нибудь новое оружие, – равнодушно отозвался Павел.
– А у нас оно есть, новое оружие? Где твоя наука? В жопе!
– Да, точно. И Пост опять заглушили. Лейтенантов пожгли, а мы как черви – давай расползаться.
– Черви? Это же…
– Да не масть, а которые под землей. Длинные такие, безмозглые. Как объяснить? Тихон, у вас червяки есть?
– Вы за этим ко мне и подошли? – спросил он.
– Есть, есть, – рассмеялся Павел. – Значит, ты не с Дебра. На Дебре червяков нету.
– Я вообще-то кушать собирался, – предупредил Тихон.
– И мы туда же, – счастливо сообщил Павел.
Обеденные места оказались маленькими, как раз на двоих. Тихон было обрадовался, что сможет поесть отдельно от новых знакомцев, но Павел взял его под локоть и потащил в дальний угол, где были сдвинуты впритык три стола.
– Мы всегда сидим здесь. Хорошо, что ты нам попался. Карл из нашей компании выбыл, теперь ни поиграть, ни потрепаться.
– Карл? – оживился Тихон. – Двести второй?
– Ну да. Только какая теперь разница? Вряд ли нам придется еще увидеться. – Павел поднес лицо так близко, будто намеревался Тихона поцеловать, и, дохнув чем-то кислым, сказал: – Постов больше, чем планет в Конфедерации, и на каждом по несколько подразделений. Но это тайна.
Он несолидно хихикнул и обернулся к печке. Дионис уже доставал поднос с двумя блюдцами. На одном содрогалось мутноватое желе, покрытое коричневой пенкой, на другом, запутавшись само в себе, лежало что-то длинное, напоминающее бесконечную макаронину.