Наступил вечер. Наши разведчики доложили, что германцы остановились на ночлег в четырёх километрах от нас, а затем появились лужичане, десять крепких мужиков в крашенной под орех тёмно-коричневой кожаной броне с короткими мечами и кинжалами. По лесу егери, которых сопровождали варяги Идара, двигались красиво, тихо и осторожно, я видел, как они выскочили на опушку. А когда перебежчики оказались в нашем многолюдном лагере, в котором собралось почти полторы тысячи воинов, то несколько растерялись. Впрочем, их сразу же провели ко мне, и я прислушался к их внутренним ощущениям.
В душе лужичан царила тоска, безысходность, горечь и надежда. Эти суровые люди чувствовали себя в чём-то очень сильно виноватыми, а самое главное, нас они воспринимали как своих, а германцев числили чужаками. Вот это было понятно сразу. Однако поговорить с перебежчиками всё же стоило, и, оглядев сбившихся в кучку лесовиков, я обратился к ним:
– Меня зовут Вадим Сокол. Кто у вас вожак?
Вперёд вышел крепкий широкоплечий брюнет, косматый, растрёпанный, и смело посмотрел мне в глаза:
– Я старший, а зовут меня Тишата сын Хорта.
– Почему вы решили сдать католиков? – Я кивнул в сторону вражеского лагеря, который находился возле реки и был скрыт от нас густым лесом.
– Они наши враги, – ответил Тишата.
– Но они вам доверяют. Значит, за вами есть какие-то заслуги?
– Да, – не стал скрывать лужичанин. – На нас кровь сородичей, которых мы убивали по приказу германцев, и потому нам верят. Но нет больше мочи носить внутри себя эту грязь, и потому мы сами пришли к вам.
– Смерти ищете?
– Искупления и оправдания перед духами мёртвых соплеменников. Можете поверить нам, и мы проведём вас к лагерю крестоносцев через посты, и даже поможем убить охранников, а нет, тогда секите нас на кусочки, словно изменников и тварей.
Я задумался. Тишата Хортович говорил правду. Но вот ведь в чём закавыка: правда бывает разная, и очень может так случиться, что католики держат ситуацию под контролем, знают о том, что мы проверим лужичан, и поэтому разыгрывают егерей в тёмную. Тогда расклад иной, и на вражеской стоянке нас может ожидать грамотно спланированная засада. Примеры подобных операций в моей голове имелись. Можно и будущее вспомнить, и славное венедское прошлое. Например, год 795-й, когда Вислав Второй попал в засаду и был убит саксами, или 844-й, когда франки заманили в ловушку князя Гостомысла и казнили его. Впрочем, это вряд ли. Не такие уж католики хитрецы, как показала практика. Хотя осторожность не повредит. Подходы к стоянке крестоносцев необходимо проверить дополнительно, и если нас ожидает засада, придётся срочно уходить обратно в лес.
– Каково твоё слово, вождь? – спросил меня Тишата.
– Вы не врёте, я вам верю, а коли так, то быть битве. Ступайте и готовьтесь к выдвижению, сейчас к вам присоединятся мои воины. Вместе с ними впереди нашего войска пойдёте.
Лужичанин замялся, и я поторопил его:
– Говори, что хотел. Награду желаешь получить?
– Нет, – покачал егерь головой. – В обозе наших рабов много, из древан и лужичан. За них попросить хочу. Выручи людей, вождь. Они подневольные.
– Никого не тронем, кто против нас с оружием в руках не выйдет. Так было раньше, под Гамбургом, когда мы больше двухсот славян в леса увели, и так поступим сейчас. Будь спокоен, воин.
Тишата поклонился и отошёл, а ко мне подскочил командир варогов Торарин. Молодой рыжий воин встряхнул густыми волосами, которые отросли ему до плеч, и обратился с просьбой:
– Вадим Андреевич, дозволь варогам в битву вступить.
– Что, совсем невтерпёж?
– Да. Настоящий бой нужен, а то нас до серьёзных схваток до сих пор не допускают.
– Хорошо. Со мной пойдёте, как ближняя дружина. Посмотрю, каковы вароги в ближнем бою да в общем строю.
Обрадованный Торарин умчался к своим подчиненным, а я ещё раз обсудил ночное сражение с соратниками и сотниками. Затем облачился в броню и прошёлся по лагерю, в котором больные и легкораненые воины собирали наши вещи. Потом принял доклад лесовика Лайне, доложившего, что крестоносцы ведут себя как обычно, и уже ночью, ближе к полуночи, отдал команду на выдвижение.
Впереди нашего войска по тихому ночному лесу двигались лужичане, воины из племени хеме и полтора десятка варягов. За ними шёл я с варогами. Далее – пехота и стрелки, и замыкали колонну метатели огненных смесей, которые во время боя под прикрытием лёгкой пехоты будут идти вслед за панцирниками.
Прошли примерно три с половиной километра и остановились. Дождались сигналов от лужичан и хеме, а потом двинулись дальше. Ловушки не было, а значит, будет обычный ночной налёт, потерь не избежать, но война есть война.
Вскоре я переступил через труп одного из немецких дозорных. Лужичане взяли боевое охранение в ножи, и, оглядевшись, я обнаружил ещё несколько убитых караульных и двух зарезанных здоровенных псов-волкодавов, которых разводят жители Фрисландии. Начало было хорошим, и я расценил это как добрый знак. А когда спустя несколько минут мы вышли на опушку леса к полю, которое шло вдоль левого берега Травы, и увидел безмятежный лагерь германцев, то даже усмехнулся, мол, зря себя накручивал.
– Пехота, вперёд! – выдохнул я.
Варяги и дружинники стали строиться под прикрытием лесной тени. Всего через сотню метров начиналась линия костров, а враги нас до сих пор не почуяли. Вместе с варогами я встал в общий строй и позади себя услышал командующего стрелками и огнемётчиками Векомировича:
– Стрелки, приготовиться! Метателям достать бутылки! Пехота, прикрывайте!
Пошло движение. Рядом Громобой и Вартислав, которые стоят на флангах пехотного строя. Всё готово, можно начинать.
– Пошли! – подал я команду.
Громыхнув металлом, бронированная масса воинов, которые выстроились клином и ощетинились копьями, начала движение на врага. Следом устремились стрелки, лёгкая пехота и огнемётчики. И не успели мы пройти пятьдесят метров, как крестоносцы подняли тревогу. Возле костров засуетились человеческие фигурки и заржали лошади. Немного дальше подняли лай собаки, а где-то в центре затрубили сигнальные трубы.
– Стрелки! Бей!!! – снова разнёсся в темноте голос Идара.
Арбалетчики и спешенные степняки дали дружный навесной залп. Десятки германцев попадали перед нами наземь, и бронированный монстр, который был сформирован из десяти сотен разозлённых славянских воинов, вломился в лагерь крестоносцев.
Тёплая летняя ночь. Лагерь крестоносцев погрузился в сон. С реки долетал приятный освежающий ветерок, фыркали лошади, потрескивали в костре крупные сучья хвороста, и Седрику фон Зальху хотелось спать. Однако лишь только он закрывал глаза, как начинал вспоминать озеро Звериное в стране бодричей, свой первый поход и ночное нападение проклятых язычников, которые проникли в расположение войск пфальцграфа Фридриха Саксонского и, прежде чем их обнаружили, убили многих спящих католиков. Это были неприятные воспоминания, и сонное состояние рыцаря моментально сменялось беспокойством. Он откинул в сторону конскую попону, которой укрывался, сел подле костра и принялся точить свой меч.