– Ну-ну, как скажешь. А где твой щит, шлем и меч и где ты потерял коня?
Седрик посмотрел на свои пустые руки, которые по локоть были испачканы кровью. Оружия, щита и шлема не было, и он растерянно пожал плечами:
– В бою всё растерял.
– Не беда, – сотник кивнул себе за спину, – у нас тоже потери, вражеские стрелки постарались, так что лошадь тебе найдём.
Взгляд Зальха пробежался по устланной телами мёртвых и раненых людей земле, которые во время битвы были предоставлены сами себе, и рядом с трупом убитого венеда обнаружил свой франкский меч. Щита и шлема нигде не увидел, искать же их времени не было, и, подобрав оружие, Зальх сел на освободившуюся после смерти наёмника приземистую лошадку и приготовился продолжить битву.
– В сторону! – разнёсся над кавалеристами чей-то молодой, но очень властный и уверенный голос.
Лёгкая кавалерия подалась влево, и на её месте стали выстраиваться в боевой порядок рыцари. Прикрытые толстыми кожаными попонами огромные тяжеловозы из Брабанта, Швабии и Франконии фыркали, а блистательные имперские дворяне в тяжёлой броне, которая сверкала в пламени пожаров, становились стремя к стремени, держа над головой длинные мощные копья. Элита германского воинства собралась в ударный кулак и приготовилась к недолгой скачке, а затем бою с противником, который, разумеется, не выдержит натиска крестоносцев.
На миг рыцари, которых было около четырёхсот человек, все, кто успел собраться, замерли. Герцог Генрих Лев, чьё лицо было скрыто глухим шлемом, кинул взгляд на Седрика и кивнул ему. Затем копьё, которое находилось в его правой руке, слегка качнулось, и он громко произнес:
– С нами Бог!
Это было сигналом, и рыцари вонзили в бока своих боевых коней шпоры. Тяжеловозы стали набирать разбег, земля задрожала под их копытами, и стальная лавина понеслась на хирд венедов. Следом за тяжёлой кавалерией последовала лёгкая, и восторг, упоительный и радостный, накрыл Зальха с головой. Теперь-то он был твёрдо убеждён, что враги не успеют спрятаться в лесных дебрях, и меч в его руке был готов рубить головы язычников.
Однако венеды, как оказалось, были готовы встретить рыцарей, быстро перестроившись. Все копьеносцы оказались сосредоточены против конницы. За ними стояли арбалетчики, а мечники занялись пехотой католиков. Впрочем, германцев это не смущало. Они продолжали наступать. Кони наращивали скорость, но тут вражеские стрелки с расстояния в пятьдесят шагов дали дружный залп. Арбалетные болты наносили раны и калечили коней. Острые жала пробивали дорогие доспехи и шлемы, и многие рыцари упали замертво. В ногу герцога Генриха тоже попала короткая стрела, но он продолжал гнать своего жеребца, и тут перед ним и другими рыцарями возникли копья. Умные кони не желали идти на смерть, но и не могли остановиться. Животные продолжали бежать, и в это мгновение перед самым строем венедов некоторые рыцари стали гореть. О доспехи имперских аристократов разбивались глиняные бутылки с тлеющими фитильками у горлышка, и тот, в кого попадал такой снаряд, воспламенялся. При этом огненная смесь разбрызгивалась на его соседей и коней. Дорогостоящие благородные животные стали становиться на дыбы и сбрасывали своих седоков. Объятые племенем рыцари кричали от ужаса и боли. Запах палёной кожи и шерсти повис в воздухе. Он забивал дыхание германцев, и в огненном хаосе атака рыцарей захлебнулась.
Только несколько аристократов смогли вломиться в строй славян, но храбрых одиночек вздели на копья или выдернули из седла. Другие рыцари стали поворачивать в сторону, а третьи остановили разбег коней и решили выждать дальнейших распоряжений. Лёгкую кавалерию разметали тяжеловозы, которые уносились подальше от огня, и ко всему этому наёмники архиепископа потеряли своего командира. Очередным арбалетным болтом, вылетевшим из вражеского хирда, был задет Людвиг фон Уттенхайм, который покачнулся, прорычал проклятие, скатился на землю и замер без движения. Одновременно с этим Зальх опять едва не выпал из седла, но удержался и на удивление быстро сориентировался. Ликование вновь сменилось унынием и яростью на нечестивых венедов, и он принял командование сотней. Взяв с собой несколько воинов, юноша направил лошадь туда, где в последний раз видел герцога, и вскоре оказался на месте.
Противник, на которого продолжала давить многочисленная пехота, огрызаясь, откатывался к лесу, а Седрик искал герцога. Нет, он не хотел выслужиться и получить награду, не это было в тот момент для него главным. Просто он понимал, что без команды неосмотрительно рванувшегося в битву полководца уцелевшие рыцари останутся на месте, а без них, по его мнению, одолеть славян не представлялось возможным.
Герцог нашёлся быстро, а обнаружил его Седрик по крику. Генрих Лев лежал под тушей своего жеребца, коему арбалетный болт попал в морду, а рядом с ним смрадно чадил труп одного из рыцарей. Стекающее с трупа жидкое пламя подступило к доспехам герцога, который из-за их тяжести не мог даже пошевелиться, и огонь стал нагревать металл. От боли властитель Саксонии заорал так, будто его пытают. Впрочем, возможно, причиной его крика были не только ожоги и страх, но и то, что при падении Генрих сломал ногу.
Зальх с другими воинами помогли герцогу освободиться, сняли с него шлем, и Седрик увидел перед собой бледного юношу с совершенно ошалевшими дикими глазами. Генрих Лев продолжал кричать. Он мало что соображал, и тогда Зальх встряхнул его и прокричал в лицо полководца:
– Ваша светлость, соберитесь! Вы нужны своему войску!
Как ни странно, но этот окрик привёл герцога в чувство, и он замолчал. Генрих пару раз хлопнул ресницами, узнал Зальха и, скривившись от сильнейшей боли, прошептал:
– Что нужно сделать?
– Прикажите рыцарям продолжать наступление на венедов.
– Хорошо. Посадите меня на коня.
Генриха Льва осторожно посадили на лошадь Танкреда Фельбена, и оруженосец взял её под уздцы. Герцог показался перед своими рыцарями и отдал необходимую команду. Неполная сотня тяжёлых кавалеристов, которые остались на месте, с собравшейся лёгкой конницей вновь помчалась на врага. И Зальх, передав герцога на попечение оруженосца и десятка всадников, был с ними. Вновь лошади несли своих седоков на язычников, которые были уже подле самого леса. До чащобы оставался один бросок, но он был самым трудным. Подошедшие к месту сражения резервные отряды крестоносцев навалились на венедов со всех сторон, а помимо того появились английские стрелки с луками в человеческий рост. Длинные стрелы островитян выбивали славян без всякой жалости, и даже отличная броня и щиты им не помогали, а пехота католиков давила на ночных налётчиков и не отступала. Кто-то из германских командиров разглядел наступающих рыцарей и вовремя оттянул свою пехоту в сторону, и кавалерия, на этот раз почти беспрепятственно, врубилась в хирд венедов.
– Ха-а! – Меч Зальха на его выдохе врубился в голову языческого лучника, колчан которого был пуст.
После этого рыцарь стал выискивать новую жертву, но снова в бой вступили вражеские метатели огня. В рыцарей полетело несколько глиняных бутылок, и вновь некоторые католики загорелись. При этом пострадали и венеды, на которых попали огненные капли, но основной своей цели противник достиг: германская кавалерия опять запнулась, и одним рывком, бросая на поле боя своих мертвецов, славяне добежали до лесной опушки, и их строй, который казался несокрушимым монолитом, распался и растёкся под деревьями. Английские лучники провожали противника стрелами, и немало язычников погибло или было ранено. А Зальх в это время криками и угрозами взбодрил замешкавшихся всадников и опять повёл их в атаку. Он надеялся зарубить ещё хотя бы нескольких врагов, но из-за ближайшего дерева вынырнула тень, косматый дикарь, тело коего было облачено в костюм из веток, и кинул в рыцаря дубину.