– К бою, братья во Христе! Этот старик совсем не так безобиден, как может показаться! Убьём нечестивца, ибо наверняка это главный вражеский чародей! В атаку!
Крестоносцы полукругом окружили старика и медленно, по своим меркам, стали к нему приближаться. А когда до него оставалось всего пять-шесть локтей, попробовали навалиться на волхва всей толпой. Мечи поднялись, и, ускоряя свои движения, рыцари поспешили поразить противника. Но сталь не достала волхва. Не менее быстро, чем воины Господа, он отступил назад и оказался в широком дверном проёме, который был украшен резными рунами. Посланцы Бернара из Клерво кинулись за ним следом, и тут старец показал, на что способен. Его посох, подобно змее, метнулся в грудь передового рыцаря, и крестоносец, громыхая доспехами, скатился с лестниц.
Неудача товарища не остановила других воинов, они продолжили натиск. Второй боец кинулся на колдуна и тоже упал. За ним попытался добраться до старика третий, и тоже не смог устоять на ногах. Но затем сразу двое изловчились и подступили к жрецу с разных сторон, и венед, уходя от смертельных ударов, вновь отступил. Двигался старец, как и рыцари, гораздо быстрее обычного человека, и казалось, его облик – только маска, которая скрывает молодого и полного сил воина-витязя. Видимо, родной храм давал ему силы противостоять католикам. Но никто из крестоносцев об этом не задумывался, ведь противник был один, а значит, как бы силён он ни был, долго драться всё равно не сможет.
Воины последовали за волхвом и оказались в просторном полутёмном зале с голыми стенами, по углам которого находилось немало глиняных горшков, над которыми висели глиняные же масляные светильники. Никаких богатств в храме не было, и драпировки из дорогих тканей, которые ранее украшали помещение, отсутствовали. Чародей где-то спрятался, и католики не могли его разглядеть. Однако венед был здесь, его требовалось выманить, и воины Господа рванулись к деревянному истукану, который находился у противоположной стены. Идол в виде пожилого кряжистого воина в кольчуге и в остроконечном шлеме, с мечом на боку и с посеребрёнными усами был большой, выше трёх метров, и крестоносцы хотели вонзить в поганое божество свои клинки, но волхв не мог этого допустить и вновь оказался перед ними. Его посох завертелся в руках, отбросил прочь очередного рыцаря, и католики опять попытались его окружить. Будто стая шакалов, тамплиеры налетали на упрямого старца, но казалось, что палка волхва была повсюду, каждый раз встречая оружие крестоносцев. Только жрец был совсем один, рядом с ним не стояли витязи. А к паладинам и тамплиерам присоединились те, кого старик спихнул на входе, и потому он вновь был вынужден отступить.
Сильным грациозным прыжком, который так несвойственен людям пожилого возраста, старец отпрыгнул от врагов и оказался между продолговатым мраморным алтарём и ногами взирающего на его бой славянского бога. Он перекинул посох в левую руку, схватил с жертвенного камня слегка изогнутый меч, рассмеялся и прокричал:
– Перун! Я Мирослав, твой воин, иду к тебе!
Голос волхва прокатился под сводами помещения, отразился от стен гулким эхом, вспугнул голубей, которые сидели под самой крышей, и старец сам перешёл в атаку.
Прямо на алтаре клинок венеда вонзился в шею одного из паладинов, и тот, обливаясь кровью, повалился на мрамор, щедро поливая его своей живительной рудой. Старец переступил через труп крестоносца и взмахнул посохом, который сильно ударил по неприкрытому затылку Седрика фон Зальха. От этого в голове рыцаря всё помутилось, и он отшатнулся к стене, по которой сполз на пол и застыл без движения, на время превратившись в простого зрителя.
А верховный жрец Перуна храбрый Милослав, заранее отправив из храма всех его служителей, просто тянул время и продолжил свой последний бой, в коем он был один против самых лучших воинов армии крестоносцев. Старый воин, который всю свою жизнь посвятил служению сначала родному племени, а потом великому предку и покровителю воинов Перуну, знал, что погибнет, но не жалел об этом. Старец долго прожил и сразил немало врагов, он воспитал детей, внуков и видел правнуков, его ученики унесли все самые ценные храмовые реликвии в Волегощ, а он остался. Перед его мысленным взором уже проносились видения прекрасного Ирия, в который он попадёт, пройдя по хрустальному мосту. Мирослав видел любимую женщину, ждущую его на другом конце чудесной переправы, и сердце волхва стремилось к ней и другим сородичам, которых он давно схоронил. А поскольку огненное погребение для него уже было готово, жрец не медлил.
– Перун!!! – вновь выкрикнул старец и бросился на посланцев тёмных богов.
Мирослав был подобен урагану, который сметает со своего пути все преграды, и в последние мгновения жизни он выкладывался изо всех сил. Его клинок, трофей, добытый полсотни лет назад в далёких степях у реки Итиль, пронзил грудь очередного противника. Старец даже смог приподнять облачённого в доспехи воина и бросить его на других католиков. К сожалению, те успели отстраниться, но падающий мертвец расстроил их ряды, и посох, подобно палице, упал на шлем-ведёрко следующего рыцаря, заставив его отшатнуться от старца. Затем была яростная и красивая рубка с другим крестоносцем, которого волхв смог загонять. После чего тамплиер, опытный вояка, который прошёл немало сражений и был благословлён настоятелем Клерво, не выдержал заданного венедом темпа, и тот этим воспользовался. Острие кривого степного клинка вонзилось в смотровую щель европейского шлема, и ещё один избранный воин тёмных богов свалился замертво на пол молельного зала. В этот момент Мирослав почувствовал позади себя движение и обернулся. Посох старца, прикрывая волхва, поднялся на уровень груди, но было поздно. За спиной Мирослава стоял залитый кровью и оскалившийся, словно бешеный волк, Седрик фон Зальх, меч которого вонзился в живот старца, а затем, наматывая кишки на сталь, провернулся в нём.
Смерть. Морена пришла, и верховный жрец Перуна Мирослав из Зверина без крика стал заваливаться на бок. Последнее, что он сделал, перед тем как отправиться в славянский рай, где нет чужаков и врагов, метнул свой клинок в сторону ближайшего угла. Стальной меч со свистом пролетел по воздуху и попал в лампаду. Хрупкая глина треснула, и горящее масло ручейком потекло прямо на горшки, которые стояли на полу. В этих ёмкостях находился топлёный свиной жир и смола с кусками пакли, да и часть стен была пропитана горючей смесью из запасов князя Никлота. Поэтому огонь стал распространяться по храму с немыслимой скоростью, и оставшиеся живыми рыцари, бросив всё, кинулись на выход. Однако каково же было их удивление, когда перед самым их носом дверь храма захлопнулась, а за ней они услышали молодой ломкий голос славянского мальчишки:
– Горите твари! Это вам за прадедушку!
Старец, тело которого освободилось от души, этого уже не слышал. Но, покидая мир Яви, он видел своего любимого правнука Вихорко, который, размазывая по залитому слезами лицу сажу, покидал двор святилища и вместе с другими бодричами бежал в сторону северной стены, примыкающей к небольшому озерцу, которое имело протоку в Звериное. Мирослав улыбался, ибо всё получилось так, как он планировал, а вот его убийцам предстояло помучиться.