Умно. Я ведь не мог скидывать доски с той стороны, где они еще были закреплены, а у Плосколицего появилось больше шансов поразить цель. А может быть, Вош задумал убрать водителя и сбросить нас с шоссе.
А я оставил пистолеты в такси.
Времени расстегнуть последние два стропа не было. Я упал на живот. Автобус поравнялся с фурой. Я схватил строп, который болтался ближе других, и замер в ожидании. Я знал, что Плосколицый придет ко мне. Я бы на его месте пришел.
Так и случилось. Вош приблизился к фуре на два фута. Теперь Плосколицему осталось только запрыгнуть на борт. Я встал в позу бегуна на старте: одним кулаком уперся в доски, другой дважды обмотал стропом – для Плосколицего.
Тот пополз ко мне, как краб. Винтовку он выбросил. Понятно – иначе не смог бы запрыгнуть на фуру. Но теперь у него в правой руке был черный кинжал.
«Святой Михаил… князь света… услышь мою молитву…»
Я ничего не чувствовал. Ни ветра, ни досок под собой.
«Прости мои грехи… прости за все мои проступки…»
Я не видел ни автобуса, ни фуры, ни даже неба и шоссе.
«Князь Небесного воинства, защити от злых духов…»
Меня окружало безмолвие. В этом месте не было ни центра, ни границ. Мне приходилось только ждать Плосколицего.
«…которые бродят по миру и губят души людей».
Остановившись в трех футах от меня, он склонил набок свою большую голову и ждал, что я побегу или хотя бы попробую убежать. Но я не двинулся с места. Я замер, он тоже застыл. Я поднял свободную руку и поманил его пальцем.
Он поднял кинжал и шагнул в мою зону. Я ударил его кулаком по руке с кинжалом, прыгнул вперед и врезал плечом ему в грудь. Он потерял равновесие и бухнулся на свой широкий зад. Я быстро накинул на его бычью шею брезентовый строп, трижды обмотал и резко затянул. Поскальзываясь на штабеле разболтавшихся досок, я рывком поднял этого здоровяка на ноги и толкнул к противоположному краю фуры.
Плосколицый свалился с платформы. Брезентовый строп размотался до замка и натянулся. Сквозь вой ветра и шипение колес я слышал, как труп Плосколицего с тошнотворным стуком подпрыгивает на шоссе.
Я отполз от края и по пути подобрал кинжал.
Настала очередь Воша.
Только Вош исчез. Я посмотрел назад, вперед, глянул на полосы северного направления – он мог переехать разделительную полосу, – но автобуса нигде не было.
Я побежал в начало платформы, сбрасывая по пути доски, которые с грохотом сыпались на шоссе. Добравшись до кабины, я постучал по крыше, чтобы Сэм понял: я справился и нам пока ничто не угрожает.
Затем я поднял голову и увидел в ста ярдах впереди тот самый автобус. Он не пытался от нас оторваться и не мчался навстречу, он развернулся и перекрыл обе полосы.
Водитель фуры, должно быть, тоже это заметил – во всяком случае, он ударил по тормозам и резко вывернул руль вправо, так что меня, соответственно, отбросило влево. Я потерял равновесие, упал и начал судорожно нащупывать, за что бы зацепиться. Фура же боком заскользила на застопоренных колесах к автобусу, потом описала полный круг, и я, как пущенный из рогатки, вылетел на зыбкий «плот» из досок, который мчался по асфальту прямо на автобус.
В последний миг я прижал подбородок к груди, распластался на подпрыгивающих досках и проехал на них под автобусом. Мелькнули глушитель и выхлопная труба. Еще двадцать футов, и мой «плот» остановился.
Я встал и, как пьяный, обошел доски. Где-то вдали выли сирены, но они меня не беспокоили. Человек, стоявший между мной и автобусом, нацелил мне в лоб пистолет.
– Подними руки и держи так, чтобы я видел, – приказал Вош.
Я бросил кинжал и высоко поднял руки.
– Прежде чем выстрелить, ты должен кое-что узнать, – сказал я.
– Как же это избито, – отозвался Вош. – Но хоть о пощаде не просишь.
– У тебя за спиной преподобный Сэмюэл Иоанн.
– Бросай оружие, Вош! – крикнул Сэм.
Вош не шелохнулся.
– Только сначала тебя прикончу, – сказал он, обращаясь ко мне.
Но пистолет он бросил.
Сэмюэл заломил Вошу руку, завалил его на колени и приставил к виску ствол.
– Нет! – крикнул я. – Не убивай его.
– Альфред, это единственный способ его остановить.
Я подобрал кинжал:
– Если выстрелишь, я вскроюсь и исцелю его.
– Вообще-то, лучше бы убил, – заметил Вош.
– Кто бы сомневался. Журдену не понравится, что все так обернулось. Ты рискуешь потерять работу.
– А я люблю свою работу.
Я посмотрел в глаза Сэмюэлу:
– Отпусти его.
– В аэропорту ты в него выстрелил, – напомнил Сэм.
– Только потому, что у меня не было выбора.
– А если я его просто покалечу?
У Сэма дергался правый глаз. Слегка подрагивала и рука с пистолетом.
– Что с тобой? – спросил я.
Сэмюэл был, как всегда, абсолютно невозмутим, если не брать в расчет руку и глаз. Тут я впервые после нашего воссоединения в аэропорту заметил, что с рукой у него неладно: не хватало мизинца. Я посмотрел на вторую. Та же картина.
– Твоих рук дело? – спросил я Воша. – Ты его пытал?
– Это и ежу понятно.
Сэм сорвался. Он схватил Воша за волосы, запрокинул его голову и зашептал в ухо что-то, насколько я понял, на латыни:
– …Per sacrosancta humanea reparationis mysteria… Священна тайна человеческого искупления… Remittat tibi omnipotens Deus omnes praesentis et futurae vitae paenas… Господь всемогущий отпустит тебе все прегрешения в этой жизни и жизни грядущей. Paradisi portas aperiat, et ad gaudia sempiterna perducat… И отворит Он райские врата, и поведет тебя к вечному блаженству…
– Напрасно тратишь время, священник, – сказал Вош. – Я не католик.
– А я не священник.
Но Вош его словно не слышал:
– Ты должен прощать.
– Господь прощает, не я.
Сэмюэл начал нажимать на спусковой крючок. Я со всей силы ударил его по руке, и пистолет упал на асфальт.
– Пожалуйста, Альфред, позволь мне.
Сэмюэл еще никогда ни о чем меня не просил.
– Да, – подхватил Вош, – не мешай ему.
Я подобрал пистолет и сунул его за пояс.
– Уходим отсюда.
Сэм еще секунду держал Воша за волосы. Его взгляд перебегал с меня на Воша и с Воша на меня. Порой самые кровавые битвы происходят в наших сердцах.
Все кончилось тем, что Сэм ударом колена в спину повалил Воша на асфальт, плюнул на него, глубоко вздохнул и наконец посмотрел на меня.