— Как это она здесь не проживает?! — удивился Данте, помнивший, что в донесении местом жительства Антилии указывалась именно эта таверна.
— Нет. Она живет у гораздо более высокопоставленного покровителя. Там ее и ищите.
— Ну и кто же ее любовник? Говори!
— Кто только не влюблен в прекрасную Антилию, — вздохнул Бальдо. — Я мог бы назвать вам некоторых из них, раз уж вы сиживаете иногда с ними за одним столом.
— И я тоже в нее влюблен. Да и вы, наверное, тоже! — дерзким тоном добавил он. — Но ее настоящего возлюбленного никто не знает. Однако именно его должен найти тот, кто желает говорить с ней.
— Ты что не знаешь, как найти женщину, которая развлекает вечерами сброд в твоей таверне и которой ты платишь?!
— Вы ошибаетесь, мессир. Я ничего ей не плачу. Да мне бы никогда не хватило денег ей заплатить. Это по карману разве что принцу!
Данте больше ничего не понимал.
— Так она не зарабатывает себе на жизнь плясками?! Почему же?!.
— Я не знаю. И никто этого не знает, — перебил поэта бывший крестоносец. — Она сама спросила меня, можно ли ей танцевать здесь. Бесплатно! Более того, мне показалось, что она готова была предложить мне деньги, если я откажусь.
— Но ты, конечно, не отказался…
— Естественно, нет.
Бальдо наконец понял, до какой степени поражен Данте.
— Я не грамотей вроде вас, мессир Алигьери, но за морями повидал очень много. Может, и больше, чем написано в ваших книгах… А еще больше я слышал от наших людей, не побоявшихся добраться до самой Индии по стопам Великого Александра.
— И что же они тебе рассказали?
— Некоторые из тамошних народов ублажают своих богов не молитвой и не песнопениями, а плясками. Вот мне и кажется, что Антилия не танцует, а поклоняется своим богам.
Данте прищурился. Возможно, этот простак прав. Ведь и сам поэт, впервые увидев Антилию, подумал, что ее движения напоминают магический ритуал. Она была похожа скорее на жрицу, чем на блудницу. Он слышал, что в далеких восточных степях живут племена свирепых кочевников, которыми правят женщины-жрицы неземной красоты. После смерти их погребают в пышных усыпальницах. Их тела покрывают драгоценностями и украшают царскими регалиями. Чтобы им было не одиноко на пути во тьму, вместе с ними приносят в жертву богам множество придворных. При жизни же эти жрицы говорили со смертью и принимали странные позы, приглашая призраков совокупиться с ними.
А что, если Амброджо стал первой жертвой этой языческой богини? Вдруг он стал первым ее спутником на пути в царство смерти?
Тем временем Бальдо тер себе лоб ладонью уцелевшей руки.
— Иногда я чувствую, что яд сарацин все еще живет во мне, как спящая под камнем змея…
— Тебя охраняет Святой Дух. Дух наших отцов, видевших, как на Голгофе принесли в жертву богочеловека.
— За морем я видел много духов, — пожав плечами, ответил хозяин таверны.
Данте молча взглянул ему в глаза, а потом макнул палец в кубок с вином и нарисовал на столе пятиугольник, виденный им на мозаике мастера Амброджо.
Бальдо побледнел, но сделал вид, словно ничего не произошло.
— А может, ты купил себе жизнь ценой собственной души? — спросил его поэт.
Хозяин таверны промолчал.
Данте медленно встал.
— Наверное. Твой дух требует кровавых жертв…
Бальдо по-прежнему избегал смотреть в глаза поэту.
— А остальные? Каким духам они поклоняются?
— Какие еще остальные?
— Ученые мужи, избравшие твою таверну для своих ритуалов. Что ты о них знаешь?
— Ничего. Они сведущи в науках. Что у нас может быть общего?
— Очень много всего. Особенно если они преуспели в науке заговоров. Чтобы стать заговорщиком, хватит ума и у тебя.
Бальдо молчал, вытирая стол тряпкой.
— И не только у меня, — наконец пробормотал он.
В то же время в монастыре Санта Мария Новелла
Посреди своих покоев в большом кресле восседал кардинал Акваспарта. В небольшое окошко ему была видна колокольня церкви Бадия, выделявшаяся как черный клинок на фоне голубого неба. Колокол бил десятый час.
За спиной у кардинала послышался шорох. Кто-то тихо вздохнул, пытаясь осторожно привлечь к себе его внимание.
Кардинал медленно повернулся.
Перед дверьми стоял Ноффо Деи. Стоило кардиналу протянуть руку, как инквизитор откинул назад капюшон, обнаживший монашескую тонзуру, упал на колени и стал целовать кольцо на пальце кардинала, который благосклонно погладил его по голове.
— Что вы узнали? — с некоторым беспокойством в голосе спросил он монаха.
— Лишь то, что мы уже знали. Пятиугольник хорошо виден. Это очень недвусмысленный знак!
— Думаете, этот интриган понял его значение?
Ноффо покачал головой:
— Он умный и изобретательный, но пока слишком мало знает. Пока…
Последнее слово монах произнес озабоченным тоном, не ускользнувшим от внимания кардинала.
— Он что, напал на след?
— Нет. Нет напал. Я в этом уверен. Он растерян и ослеплен своей нелепой верой в торжество разума. Видно, что учился в университете…
— В Париже? Но выходит, что он был там совсем мальчишкой!
— Вдохновленные самим дьяволом идеи парижских ученых могут сбить с пути истинного кого угодно. Их жертвам нет числа. Он тоже попал под их влияние и теперь уверен, что человеческий разум способен проникнуть в тайны природы и человеческой души. Поэтому-то он и блуждает сейчас в лабиринте, не понимая, что его же собственные поступки уводят его все дальше и дальше от выхода.
Акваспарта злорадно усмехнулся:
— Значит, у нас есть время приготовиться к схватке с этой блудницей!
— Вы действительно думаете?.. — начал было Ноффо.
— Не знаю. Но необходимо устранить малейшую тень сомнения.
— Совершенно с вами согласен. Помните, я уже предлагал?..
Кардинал велел монаху замолчать резким жестом руки.
— Вы же понимаете, что в этом городе это невозможно. Некоторые из приоров уже на нашей стороне, но час действовать открыто еще не настал. Нас обвинят в посягательстве на свободу Флоренции и на ее земли. В этом случае против нас выступят даже те, кто сочувствует Бонифацию. Этим воспользуются затаившиеся до поры до времени гибеллины вроде Алигьери. Вы прекрасно знаете, что проводить аресты во Флоренции может только местная стража.