Поэт все время думал о загадочных пяти частях мозаики, отчего, ему, наверное, и привиделось, что Гвидо рисует в воздухе кровью пятиугольник и одет в платье с гербом, несущим на себе пять полос.
Однако и Чекко из Асколи называл Венеру пятиугольной звездой!.. Надо бы понять, к чему было это сновидение, хотя сейчас, при свете дня, о нем не очень хочется думать!..
Данте стал вспоминать все, что ему было известно из области астрологии. В углу его комнаты под кипой бумаг лежал трактат Гвидо Бонатти. Поэт взял его в руки и стал задумчиво листать, надеясь, что его смутные ощущения наконец обретут форму связных мыслей. Перед его глазами мелькали большие листы с таблицами, расчетами эфемерид, описанием движения звезд…
Внезапно поэт увидел то, что искал. Какой-то переписчик, скорее всего даже не понимая смысла того, что изобразил великий астролог, скопировал изображение движений Венеры и ее совмещений с Солнцем на дуге эклиптики.
Все стало ясно. Каждые восемь лет Солнце и Венера пять раз сближались, двигаясь по кругу, а изображение этих сближений на куполе небес представляло собой идеальный пятиугольник.
Пятикратная звезда! Такой ее знали древние вавилоняне…
Теперь Данте догадался, что за шипящее имя произносила Антилия.
Иштар! Богиня любви, даровавшая своим поклонникам безудержные плотские наслаждения. Она требовала от своих жриц приносить в жертву собственное тело, совокупляясь с незнакомыми мужчинами!
Поэт схватился за голову и с силой сжал виски, пытаясь привести в порядок мысли.
«Ну хоть вы, отче, помогите мне!» — внезапно мысленно возопил он.
— Зачем ты взял меня в проводники? — внезапно ответил поэту голос любимого им Вергилия.
— Потому что вы — величайший из великих!
— Отнюдь! Ты избрал меня потому, что я мертв. А мертвецы не отбрасывают тени.
За дверью послышались тяжелые шаги. Громкий стук в дверь заставил Данте вернуться к действительности. Поэт содрогнулся. Опять какая-нибудь неприятность!
— Мессир Данте! Проснитесь!
Поэт бросился открывать дверь и оказался нос к носу с запыхавшимся начальником стражи, облаченным в тяжелые доспехи. В свете белого дня, напоенного ароматом свежеиспеченного хлеба, закованный в железо коротышка выглядел особенно смешно.
Однако во взгляде капитана сквозило нечто такое, от чего Данте стало не до смеха.
У начальника стажи был жутко напуганный вид. Его глаза налились кровью. Лицо, наполовину скрытое шлемом, было бледнее смерти.
— Пойдемте! Прошу вас! Убили еще одного человека!
— Кого? — воскликнул Данте.
— Это рядом с Римскими воротами. В аптеке магистра Теофило. Может, это он и есть!..
— Что значит — «может, это он и есть»?!
— Вам надо это самому видеть. Все как в тот раз!..
Данте поежился, вспомнив ночной поход в церковь Сан Джуда.
Капитан бросился вниз по лестнице к своим солдатам, вооруженным пиками. Они тоже были испуганы.
Данте не был отягощен ни доспехами, ни оружием и первым добрался до аптеки Теофило. Наружная дверь была распахнута, но ее преграждала пика стражника, не пускавшего внутрь начавших собираться зевак.
Узнав приора, стражник шагнул в сторону.
Труп свисал на цепи с лампы на потолке перед кирпичной печью. Похоже, это на самом деле аптекарь. На покойнике была одежда Теофило. Данте узнал кольцо на указательном пальце правой руки. Однако, увидев мертвеца, поэт понял смущение капитана.
Голова покойника была покрыта какой-то желтой массой. Недалеко от него на полу лежал медный котел с ее остатками. Судя по всему, это был свечной воск. Руки убитого, связанные за спиной, закостенели в отчаянной попытке порвать путы.
Да, это преступление действительно похоже на убийство в церкви Сан Джуда. Очень многие лекарственные препараты готовились на восковой основе. Значит, и на этот раз жертва была умерщвлена с помощью вещества, с которым чаще всего работала. И на этот раз убийца совершил тот же ритуал, спрятав под маской лицо жертвы.
Человеческое лицо, созданное Всевышним по своему образу и подобию!
Мягкий воск тонким слоем покрывал искаженное мукой лицо мертвеца. Слой этот напоминал непрозрачное стекло.
Взяв со стола ланцет, поэт приподнял с одного края застывший воск. Это действительно был аптекарь. Расстегнув одежду у него на груди, Данте обнаружил там пять надрезов на коже в форме пентаграммы.
Совсем как на трупе мастера Амброджо!
Надрезы были неглубокими и не могли послужить причиной смерти. Других ран на теле аптекаря не было видно. Кипящий воск вылили на голову несчастному, когда тот был еще жив. Теофило наверняка до самого конца видел страшные приготовления своего убийцы, пока раскаленная жидкость не выжгла ему глаза.
Данте представил себе, какую жуткую картину увидит, сняв с лица аптекаря восковую маску.
— И вы по-прежнему думаете, что здесь обошлось без колдуна? — пробормотал за спиной у поэта начальник стражи.
Данте казалось, что мертвец открыл рот для того, чтобы выкрикнуть свое согласие со словами капитана.
Это какое-то безумие!..
До того момента все внимание поэта занимал труп жестоко убитого человека, но теперь он стал оглядываться по сторонам. Данте нашел взглядом окованный железом сундук, он был открыт, а рядом на полу валялись бумаги. Аккуратно собрав их, поэт убедился в том, что чудодейственное снадобье пропало. Убийца похитил бутыль с чанду, изуверски убив ее хозяина. Потом Данте изучил бумаги, которые, насколько помнил поэт, прежде были аккуратно перевязаны шнурком.
К своему великому разочарованию, он обнаружил, что все листы, кроме двух, чисты. На первом листе была написана короткая фраза, а второй был испещрен рядами ничего не говоривших поэту чисел.
Возможно, убийца вместе с зеленым снадобьем унес и бумаги с текстом труда, над которым работал аптекарь!..
Еще на полу валялся кусок изъеденного временем пергамента с непонятными выцветшими разноцветными знаками. Обрывок какого-то рисунка или карты…
Данте не сомневался в том, что особого толка от обыска аптеки нет смысла, видимо, убийца унес все, что могло представлять интерес. Поэт стал изучать единственную бумагу с надписью.
— Что это значит? — пробормотал у него за спиной начальник стражи. Он пристально наблюдал за всеми действиями поэта, а сейчас старательно пытался разобрать слова на бумаге.
— «Non in trigono nec in tetragono… sed in pentagono secretum mundi». «Не в треугольнике и не в четырехугольнике, а в пятиугольнике — тайна мира», — неохотно прочитал вслух Данте, раздраженный несвежим запахом, исходившим от капитана.
— А что это значит? — настаивал начальник стражи.