– Как скажете, Ваше Величество. Но только знайте, что я сделаю все, чтобы спасти вас.
– Я мало верю в благородство людских душ, милорд, – ответила Анна, с презрением посмотрев на Норфолка.
Ничего больше не говоря, она развернулась и вошла в свою спальню, закрыв дверь. Герцог с уважением поглядел ей вслед. «Оказывается, бывают и такие женщины».
Лорд-казначей, этот беспринципный человек, все же сдержал обещание, данное Анне. Он предоставил ей самой выбрать себе судьбу: либо изгнание, либо смерть. Подстрекаемый новым советником (а герцог Норфолк и стремился именно к этому: стать правой рукой короля), Генрих написал длинное письмо, красноречиво описывая все свои дальнейшие действия, если королева не откажется от короны и не согласится на развод. Рассказывая об ужасах Тауэра, он напомнил об участи предыдущих королев и не советовал вставать на его пути, ибо он намерен идти до конца. Заканчивая послание королеве, Генрих упомянул о решении суда наказать Кромвеля как государственного изменника и о том, что казнь состоится в самое ближайшее время. Он предложил Анне поприсутствовать на ней, дабы избежать соблазна принять неправильное решение. Дописав последние слова, Генрих усмехнулся:
– Как ты думаешь, Чарльз, мое послание произведет впечатление на королеву?
– Думаю, что да, – согласился с ним герцог Саффолк и тяжело вздохнул.
Он, впрочем, как и Джеймс Стаффорд, и граф Хартфорд, сочувствовал королеве. Ее мягкое обхождение со всеми, несмотря на то что она постоянно страдала от насмешек злых придворных острословов, вызываемых плохим знанием этикета и отсутствием опыта в дворцовых интригах, ее стойкость в плачевных для нее обстоятельствах – эти черты покоряли. Кроме того, на фоне новой вертлявой фаворитки короля особенно стало заметно истинно королевское величие Анны. Увы, это заметили все, но только не король, настолько ослепленный юной прелестницей, что все остальные дамы просто перестали существовать для него. Более того, некоторые служили помехой.
– Как ты думаешь, может, стоит припугнуть ее? – посоветовался Генрих с герцогом.
– Ваше Величество, да куда больше? – ответил Чарльз. – Я думаю, при одной только мысли о Тауэре королева придет в ужас.
– Ты так думаешь?
– А вы сомневаетесь?
– Нет, но только… Чарльз, съездите с Эдуардом к Анне и привезите от нее письменное согласие. Делайте что хотите, но оно завтра утром должно быть у меня. Иначе послезавтра ее голова будет главным украшением Хэмптон-Корта!
Герцог Саффолк побледнел.
– Хорошо, Ваше Величество, – он взял пергамент из рук короля и, поклонившись, удалился, чтобы выполнить тяжелую для него миссию…
Оставшись в одиночестве, король стал ходить из угла в угол. Тягостные думы не покидали его. Не слишком ли сурово он обошелся с Анной, которая, в принципе, не сделала ему ничего плохого? Она не устраивала скандалов по причине ревности, как Болейн, не упрекала его в невнимательности, как Екатерина Арагонская. Была добра и приветлива с окружающими ее людьми (это заметил и король). Если бы только в супружеской спальне царило взаимопонимание! Тогда она родила бы долгожданного малыша, и он, возможно, постепенно бы полюбил королеву, тем более что она не так уж уродлива, как показалось на первый взгляд. Может, имеет смысл оставить ее при дворе? Но вот только в качестве кого?..
– Принцесса Мэри, Ваше Величество! – громко объявил слуга, входя в кабинет.
– Пусть войдет!
– Ваше Величество, вы хотите изгнать Анну? – услышал за спиной Генрих.
Еще с минуту он постоял в задумчивости около окна, а затем, заложив руки за спину, медленно повернулся и подошел к дочери.
– Почему ты так решила?
– Мисс Говард сообщила мне столь «радостную» новость, – передразнила Мэри фаворитку отца.
– Не смей в таком тоне говорить о будущей мачехе! – вспыхнул король, гневно посмотрев на нее.
– Не слишком ли они часто меняются, отец! – взвилась принцесса. – Не прошло и полугода, как вы обвенчались с принцессой Анной, а теперь опять новая?
– Думай, что ты говоришь и кому! – закричал Генрих, сжав кулаки. – Ты уже забыла, как ты жила…
– При Анне Болейн? – перебила его Мэри. – Ну что вы, Ваше Величество, как такое забудешь! Я помню уничтожающие взгляды, что вы бросали на меня, когда приезжали понянчиться с Лизи, как заставили меня прислуживать сестре, как объявили меня незаконнорожденной и лишили не только вашего расположения, но и права на престолонаследие. Вы и сейчас хотите это сделать? Хорошо, мне уже не привыкать к вашей немилости.
Ошеломленный подобной дерзостью, король молчал. Желваки заходили по его одутловатым от постоянного обжорства щекам, ноздри раздувались, а толстые губы плотно сжались от охватившего его гнева.
– Да как ты смеешь говорить мне подобные вещи? – прошипел Генрих, подходя вплотную к дочери. – Да за такие слова я брошу тебя в Тауэр.
– Хорошо, Ваше Величество, заключайте. Но только вам придется заковать не только меня, но и Лизи с Эдуардом, так как они придерживаются такой же точки зрения. Королева Анна стала нам не просто близкой подругой, но и подарила материнскую любовь, которой вы нас лишили. Она дала нам то тепло, которого мы, ваши дети, были лишены на протяжении долгого периода времени… Будьте же милосердны, отец, – Мэри упала на колени перед королем, – не отнимайте у нас то счастье, которое мы наконец обрели!
В этот момент в зал ворвались Елизавета и маленький Эдуард. Они все слышали, стоя за дверью, и, не в силах долее сдерживать эмоции, присоединились к сестре. Дети бросились на колени рядом с Мэри, и в их заплаканных глазах, устремленных на короля, он мог видеть всю боль, накопившуюся за их детские, еще столь короткие жизни.
– В-в-ваше В-е-величество, – всхлипывала Лизи.
– Отец, – лепетал малыш, пухлыми ручонками утирая заплаканные глазенки.
Как ни суров был Генрих Тюдор, но его тронули горячие речи принцессы Мэри и искренние слезы младших детей. Он понимал, что Катерина Говард меньше всего подходит на роль матери его старшим детям. Слишком уж юна и слишком беспечна. «Ей надо еще подрасти, – утешал себя Генрих. – Вот когда появятся наши общие дети, то все изменится. Ей будет уже не до балов и развлечений. Она станет примерной и заботливой матерью». Так думал престарелый король, стремившийся обрести в браке долгожданный покой, мечтавший иметь любящую и внимательную супругу, способную окружить его теплом и уютом. Генрих, получивший в жизни все что хотел, прожив бурную молодость, на склоне лет искал успокоения, жаждал умиротворения своей беспокойной души. Грехи прошлого порой не давали спать по ночам, король слышал голоса убиенных им людей. Томас Мор, кардинал Уолси, теперь – близкий соратник, Кромвель… Сколько было подписано приказов о смертной казни за его жизнь!
– Хорошо, – глухо ответил Генрих после тягостного молчания. – Я обещаю подумать над вашими словами. Если Анна не будет препятствовать моему браку с Катериной Говард, то, вероятно, и я изменю свое решение. Вы можете идти!