А дальше началась суматоха. Слуги сновали, готовя столы к вечернему пиру – приезд хозяина следовало отметить большим праздником. Молоденькая няня забрала ребёнка из рук хозяйки, и та принялась отдавать распоряжения. Ранальд сел в большое кресло у очага и принял из рук подошедшего слуги чашу с элем. Отхлёбывая из чаши, он с удовольствием смотрел на всё это светопреставление, вызванное его появлением. И всё чаще останавливался взглядом на жене. Лорен изменилась. Стала немного полнее, приобрела большую округлость в груди и бёдрах. Но лицо осунувшееся, как будто усталое, и глаза невесёлые. И какая-то скованность в движениях. Не рада его приезду? В первый раз в голове его возникла мысль, что жена может любить какого-то другого мужчину. Её ведь не спрашивали, когда велели идти под венец. Тот же Эндрю весьма хорош собой – молодец хоть куда. И они знакомы с детства. Очень часто бывают рядом, даже слишком часто, подумалось ему. И от этой мысли почему-то кошки заскребли на душе. Его жена принадлежит только ему одному, и никакой другой мужчина не имеет права прикасаться к ней даже взглядом. Рыцарь нахмурился. Эти мысли удивили даже его самого.
«А сам ты часто прикасаешься к ней? – проскрипел в душе противный голос. – Ты хоть вспоминал о ней всё это время, пока она тут вынашивала и рожала твоего сына, твоего первенца?». Чувство вины поднялось в душе, и это было очень непривычно. Это смущало.
Вечер за пиршественным столом прошёл весело и непринуждённо. Люди поднимали чаши с элем за своего хозяина, за его новое положение рыцаря и, конечно, за наследника.
– Я желаю вам, милорд, достичь больших высот в служении королю Англии и принцу Уэльскому, – провозгласил Эндрю, чувствовавший себя уже вполне уверенно в положении командира гарнизона, второго человека в замке после хозяина, – и от души надеюсь что юный Рори Мюррей вырастет достойным сыном своего смелого и сильного отца. И дай ему Господь поменьше войн и побольше мирных дней.
Эндрю улыбнулся и поднял повыше свою чашу.
– И хорошей жены, как наша леди Лорен, – громко добавил кто-то из воинов.
Ранальд обернулся к жене. Лорен немного расслабилась, былое напряжение отступило, и она улыбалась всем этим людям. Она хорошо знала их всех, каждого называла по имени и была в курсе сердечных привязанностей многих из воинов гарнизона. И Ранальду вдруг подумалось, что его люди знают его жену гораздо лучше, чем он сам. Они доверяют ей, а она доверяет им. Только он один как будто чужой для неё здесь, хотя они не один раз уже делили постель, и она родила ему сына. Как же это получилось? И кто в этом виноват? Противный внутренний голос убеждённо заявил, что именно он сам и есть главный виновник, больше свалить не на кого. И никто кроме него исправить это положение не может. К Лорен претензий нет. Она хорошая хозяйка и вежливая, послушная жена. Слово «вежливая» Ранальду отчего-то не понравилось. Он предпочёл бы определение «нежная» или даже «любящая». Но для этого нужны были, по-видимому, какие-то действия с его стороны. Какие?
Мюррей поднял свою чашу. Мужчины затихли.
– Я буду рад, если Господь наградит моего сына такой же прекрасной женой, как у меня, – проговорил он. – Мне действительно повезло, и я глубоко благодарен нашему королю Эдуарду за такой бесценный дар.
Ранальд повернулся к Лорен и улыбнулся ей, сверкнув синими глазами.
– За тебя, дорогая жена, – добавил он и, наклонившись, поцеловал её в пахнущие элем губы, быстро, но крепко.
В зале поднялся шум.
– За нашу госпожу! – слышалось с разных сторон. – За леди Лорен!
Лорен покраснела и смущённо опустила глаза. Но не крики воинов привели её в смятение, а короткое прикосновение твёрдо очерченных губ мужа, оказавшихся на поверку мягкими и нежными. И её захлестнула волна непреодолимого желания ещё раз прижаться к ним. Хоть раз, пусть ненадолго.
Женщина тряхнула головой и поднялась. В руке её была чаша, и десятки глаз устремились на неё. Она явно собиралась сделать что-то, выходящее за рамки принятых правил. Ранальд взглянул с интересом.
– Я просто хочу поблагодарить вас всех за добрые слова, – сказала она, преодолев смущение. – А своего супруга за подаренного мне сына. Это дорогой подарок.
Лорен повернулась к мужу.
– Благодарю тебя, господин мой, – произнесла она чуть дрожащим голосом, и. склонившись к нему, на мгновенье приникла к его губам.
Зал взорвался весёлыми криками, мужчины стучали кружками по столу и сверкали озорными глазами. А Ранальду вдруг не хватило воздуха, чтобы как следует вздохнуть. Теперь он смущённо улыбнулся и тут же произнёс что-то шутливое. Однако на губах остался нежный след от её поцелуя. Дальнейшее течение пира вдруг потеряло для него интерес. Захотелось в уединение опочивальни, где они останутся только вдвоём. Однако пришлось запастись терпением.
Праздничный пир, наконец, закончился, и супруги удалились в свои покои. Лорен, смущённая и взволнованная, быстро сняла с себя одежду и юркнула под одеяло, натянув его до самого подбородка. Ранальд же не спешил. Медленно и как бы лениво он снял свою котту, стянул сапоги, чулки, потом штаны. Чуть погодя скинул и рубаху. Оставшись нагишом, он помедлил немного, поворошил дрова в очаге и только после этого направился к кровати. Лёг на спину, полежал немного и, как будто собравшись с силами, повернулся к жене. Приподнявшись на локте, наклонился и припал к нежным губам. Поцелуй был глубоким и становился всё глубже. Лорен потеряла способность дышать – от нехватки воздуха или от небывалого наслаждения, она не знала от чего сильнее. Потом Ранальд глубоко вздохнул, накрыл её своим телом и вошёл в неё. Он был нежен и не спешил. Лорен плыла на волнах блаженства, то взмывая ввысь, то вновь возвращаясь на землю. Когда всё кончилось, Ранальд ещё раз поцеловал её, теперь намного мягче и нежнее, потом отвернулся и затих. Она не знала, спит ли он, но ничего не говорила и не шевелилась, чтобы не спугнуть установившуюся между ними близость. Спустя несколько минут она уснула, довольная и счастливая. Муж по-прежнему не испытывал к ней глубоких чувств, но она понимала, что сегодня была для него не просто женщиной, одной из многих, а женой. Это уже что-то. Во всяком случае, не холодное равнодушие.
А Ранальд не мог уснуть. Он размышлял о том, что произошло с ним сегодня. Что-то сдвинулось в душе, но он не знал названия этому. Было непривычное стеснение в груди и неожиданная для него самого нежность, выплывающая откуда-то из неизведанных глубин его сознания. Наверное, нужно было что-то сказать жене, как-то выразить это новое отношение к ней, но Мюррей не знал таких слов. И это мучило его. Одно он понял несомненно – с этого дня Лорен перестала быть для него одной из многих женщин, служащих не более чем инструментом для удовлетворения естественных мужских желаний. Она – его жена, мать его сына. И это значит очень много. Он вспомнил свою мать. Вспомнил отца, долго стоящего над ее могилой и не сумевшего скрыть слёзы. Увидел глазами памяти другого мужа матери, бесстрашно кинувшегося навстречу вражескому мечу в попытке защитить её. Что это было? И почему он сам до сегодняшнего дня ни разу не вспомнил и не подумал об этом. Размышлений хватило почти до самого рассвета.