Тревожный окрик Малабониты прозвучал так внезапно, что я, умиротворенный погожим утром и неторопливой ездой, не сразу уразумел, что стряслось. «Заснула и сорвалась с мачты!» – первое, что промелькнуло у меня в мыслях, хотя, если бы это было так, я непременно увидел бы, как наша впередсмотрящая брякнулась на палубу. Но этого не произошло. Долорес продолжала стоять на марсе и кричать… нет, вовсе не ругательства, а призывала меня остановиться. И я, естественно, не имел права ей не подчиниться.
– Стоп колеса! – крикнул я в коммуникатор моторного отсека и, застопорив штурвал, поспешил на палубу…
– Что стряслось? – задрав голову, спросил я Долорес полминуты спустя, когда истребитель остановился и грохот колес умолк.
– Живо лезь сюда, Mio Sol! – отозвалась она, не сводя взора с горизонта. – На это тебе надо самому посмотреть!
– Вот дерьмо! – пробормотал я и, отерев потные руки о комбинезон, покарабкался на мачту так быстро, как только мог…
Судя по карте, Моя Радость должна была вот-вот узреть башни Гексатурма. Именно их верхушки она только что и заметила. И хотя извещать меня об этом было необязательно – все мы и так знали, что к полудню доберемся до крепости, – тем не менее Малабонита не только сделала это, но и подняла тревогу.
И, надо думать, неспроста, раз у нее даже не нашлось слов, чтобы описать то, что она увидела на горизонте…
Все до единой башни были на месте и маячили на фоне затянутого рассветной дымкой далекого склона Африканского плато. Однако что за ерунда: две из них – вторая и четвертая – изменились совершенно невероятным образом! Та ненормальная башня, что была ближе к нам, стала на целую четверть короче и выглядела так, словно ее верхушку откусил какой-то исполинский монстр. А другая, будучи надломленной в верхней трети, накренилась на запад. И теперь она выступала из некогда стройного ряда знаменитых на всю Атлантику символов Гексатурма, словно сильно расшатанный зуб из череды здоровых зубов.
Дымка, что окутывала крепость, тоже была довольно странная. Не голубоватая – та, что затягивает горизонт и манит в дальние странствия романтиков вроде Дарио, – а грязно-серая и сносимая ветром в Червоточину. Но если метаморфозы с башнями я пока объяснить не мог (на мираж это явно не походило), то витающая над ними муть была не чем иным, как огромным облаком пыли. Оно поднялось чуть ли не вровень со склонами Гибралтарского прохода и лишь над крепостью, а значит, виноват в этом был явно не ветер. И не Кавалькада, о которой я подумал во вторую очередь. Чтобы она так напылила, дону Балтазару пришлось бы долго и беспрерывно гонять свой отряд кругами по равнине у стен Гексатурма. Что, сами понимаете, вряд ли можно считать разумной версией того, что творилось там в эти минуты.
Присмотревшись, я также заметил мелькающие в пылевой завесе стремительные тени. А прислушавшись, уловил сквозь мерный гул работающего на холостом ходу Трудяги далекий раскатистый грохот. Он то стихал, то вновь нарастал, но не прекращался ни на мгновение.
Такой же шум можно порой расслышать, находясь поблизости от какого-нибудь Столпа, когда от него начинают отваливаться не один и не пять, а сразу не менее полусотни обломков. Иносталь, содрогающаяся от наносимой по ней череды мощных ударов, – спутать подобные звуки с другими нельзя даже на большом расстоянии. И поскольку перед нашим отбытием из крепости нас не предупреждали ни о каких намечающихся в ней ремонтно-строительных работах, становилось очевидно: все, что мы сейчас видим и слышим, есть отзвуки не созидательного, а, напротив, разрушительного процесса. И его немалые масштабы было нетрудно оценить уже отсюда.
– Пропади все пропадом, да ведь там идет самая настоящая война! – ошарашенно проговорил я. – И не просто война, а…
Я не договорил, отказываясь озвучивать очевидную догадку, и вместо меня это сделала Долорес:
– По-моему, нет сомнений в том, что войска Владычицы Льдов осадили Гексатурм и начали штурм его западной стены. Святой Фидель Гаванский, это ж какие силы они туда подтянули?
– Наверняка всю эскадру адмирала Чарльза Дирбонта, – нахмурившись, предположил я. – Или по крайней мере большинство его ударных дивизионов. Без Дирбонта и его техники взять крепость табуитов невозможно в принципе. Да и Кавалькада, могу поспорить, эту войну также не пропустит. Не говоря о простой пехоте, которая прибыла туда на борту бронекатов. И разрази меня метафламм, если южане, проделав такой путь, не настроены воевать до победного конца!
И будто вторя моим словам, вершину одной из еще не поврежденных башен окутал черный всполох. Довольно крупный и тоже заметный издалека. Такой выброс метафламма мог быть порожден источником пламени, многократно большим, чем огонек зажигалки гранд-селадора и те коварные пули, какими обстреливали нас в предгорьях Хребта кабальеро. Стало быть, армия Владычицы располагала не только такими пулями, но и «би-джи»-снарядами помощнее. И раз так, значит, моя догадка начет эскадры адмирала Дирбонта была верной. У него имелись самоходные метательные машины-дальнобои, способные зашвырнуть такой заряд на расстояние, на котором он станет безопасным для метателя. А пробив обычными камнями иностальную обшивку башен, Дирбонту затем не составит труда подточить их метафламмом. Что, видимо, и произошло с теми из них, какие уже начали разваливаться.
С башней, возле которой разразился черный всполох, ничего не случилось; по крайней мере, отсюда она не выглядела поврежденной. Однако, судя по легкости, с какой дальнобой южан добил до башенной верхушки, они обстреливали метафламмом и камнями не только стену, но и внутреннюю территорию крепости. Разве только, как стало понятно в ходе наблюдения, «би-джи»-снаряды падали на нее редко, а значит, их количество у осаждающих было ограничено. Чего нельзя сказать о каменных глыбах, добыть которые они могли буквально повсюду. Добыть и забрасывать ими Гексатурм до тех пор, пока тот не падет или пока у адмирала не сломается последнее дальнобойное орудие.
За время, что мы с Малабонитой изучали горизонт, внизу у мачты собрались все, кто присутствовал на «Гольфстриме», включая де Бодье и Дарио, которые до этого находились в моторном отсеке. Застопорив колеса, механик и его ученик также не захотели томиться в неведении и выбрались на палубу, дабы выяснить, чем вызвана внезапная остановка.
Молчать о том, что происходит в Гексатурме, не имело смысла. И мы, вкратце обрисовав ситуацию, предложили всем желающим взобраться на марс и лично удостовериться в том, что я и Моя Радость не перегрелись на солнце и не бредим.
Само собой, такое желание изъявили все без исключения, и лишь у Сенатора оно, к сожалению, не совпадало с его физическими возможностями. Поэтому ему пришлось довольствоваться моим рассказом да возбужденными комментариями, что долетали с мачты всякий раз, когда на нее поднималась очередная пара наблюдателей. Особенно жутко звучали те выкрики, что извещали нас о новом «би-джи», чьи всполохи возникали над крепостью с интервалами где-то от десяти до пятнадцати минут. Камни же продолжали летать по воздуху без перерыва – как бросаемые южанами, так и сбрасываемые на них со стены монахами.