Часть VIII
Год Мамбл

Неудивительно, что первые несколько недель после переезда в Сассекс Мамбл находилась в несколько озадаченном состоянии. Могу только представить, как она была подавлена валом новой информации, который захлестывал ее со всех сторон. Мало того, что ее жилье стало гораздо просторнее, все окружение оказалось совершенно не похожим на ее клетку на балконе седьмого этажа.

Впервые в жизни – не считая коротких поездок в «Уотер-ферм» – сова осталась один на один с природой. В вольере ее хижина и задняя проволочная стенка примыкали к каменной изгороди, по которой я пустил стебли плюща, чтобы они увили личный уголок совы и ближайшую жердочку. Но изгородь так разрослась, что, глядя в ту сторону, сова видела сплошное зеленое кружево, над которым высились кусты и деревья. В нескольких метрах от ее вольера росли высокий дуб и старая, увитая плющом слива. А за ними начинался уютный садик, подходивший прямо к дому.

Теперь сова ходила не по бетону, застланному газетами, а по живой земле, траве, цветам и сорнякам, которые росли под лучами солнца. Она перестала жить в городской пещере. Над потолком вольера больше не нависал бетонный блок – там находилось открытое небо. Небо это было сельским – по нему плыли облака и летали птицы, и по ночам в нем горели звезды, а не тусклые городские фонари.

Кроме того, повсюду сову окружало движение. Ее уши улавливали самые разные звуки, раздававшиеся и рядом, и вдали – эти звуки исходили от других живых существ, от насекомых до коров.

Понять все это, усвоить и выработать нужную реакцию Мамбл оказалось нелегко. Наверняка поначалу это было даже страшновато (хотя в этом я сомневаюсь – серые неясыти не испытывают страха). В том сентябре сова находилась в невероятно активном и растерянном состоянии. По утрам она вела себя беспокойно – и когда я выпускал ее из кухонной клетки, и когда сажал в корзину в вольере, чтобы взять домой на ночь. Она стала очень прожорливой, но, возможно, это было связано с временем года, а не с переездом. В прошлом сентябре я тоже заметил, что в течение трех недель Мамбл ела больше, чем обычно. Она требовала цыплят и вечером, и утром. Теперь же она приходила в невероятное возбуждение при виде еды. Как-то утром она даже спикировала прямо на мои руки из кухонной клетки. Мамбл выхватила цыпленка у меня из рук. Погода стояла теплая, но единственным логическим объяснением, пришедшим мне в голову, было то, что, несмотря на погоду, сова инстинктивно запасалась жиром перед холодным сезоном.

* * *

В доме я поставил старую ночную клетку Мамбл в уголке кухни, возле окна, но в стороне от основной части комнаты. Сова находилась рядом с кофеваркой, поэтому, когда я выпускал ее по утрам, она видела знакомую картину.

Я решил, что в просторном новом вольере Мамбл может больше времени проводить на свежем воздухе, чем в городе. А в доме ей не нужно бегать по всему жилищу, вполне достаточно будет большой кухни. Конечно, я буду скучать по нашим вечерам, но в загородном доме слишком много уголков, где она может спрятаться (или застрять). Кроме того, в доме слишком много окон, и я могу случайно забыть закрыть одно из них. Главное, мне не хотелось засорять свой новый дом грязными газетами и застилать пленкой.

Кухня была очень большой. В результате перестроек она приобрела странную U-образную форму. На кухне было множество шкафов и полок, где сова могла вполне комфортно устроиться, а все поверхности легко поддавались уборке. На изгибе U я установил старую жердочку Мамбл с подносом. Отсюда она могла видеть и обе половины кухни, и оба окна. Поскольку дверь кухни я всегда держал закрытой, я установил жердочку как можно выше, на вершине самого высокого шкафа. Она сидела практически под потолком в углу между двумя стенами – почти как в квартире на двери. Отсюда ей было хорошо видно большое окно, выходившее в сад. Вдоль обоих окон шли широкие подоконники (с жертвенными комнатными растениями). От большой раковины тоже открывался вид на сад. В кухне стоял большой сосновый стол, который мы могли делить с совой. Конечно, никто не любит перемен, но мне было приятно, что я сумел устроить свою сову с максимально возможным комфортом.

Поскольку теперь дорога в Лондон и обратно занимала больше времени, иногда я мог опоздать на последнюю электричку. Поэтому я решил устроить своеобразную кормушку, которая обеспечивала бы сову цыплятами в течение пары дней. Мои наброски больше напоминают Хита Робинсона [11] , чем Леонардо. Поскольку я не инженер, то основное внимание сосредоточил на времени оттаивания. Мне нужно было определить, за какое время растает блок определенных размеров; поместить лед в пластиковую трубку нужного диаметра, положить цыпленка прямо на лед. Или лучше на небольшой поднос, для которого лед станет противовесом? Когда лед растает, цыпленок упадет – либо прямо на кормушку, либо на наклонную плоскость, по которой соскользнет куда-то еще.

Я проявил мудрость, остановившись на более простом решении. Я познакомил Мамбл со своими соседями и показал им, где лежат запасные ключи, готовые к оттаиванию цыплята и где находится кормушка в вольере – небольшое отверстие прямо над полкой, на которой сова ела. Поначалу соседи были растеряны, но потом и Ричард, и Стив любезно согласились кормить сову в случае необходимости. Слово свое они держали, и никогда меня не подводили – даже в те ночи, когда по моей речи было понятно, что я просто засиделся в лондонском баре. Не знаю, что они думали обо мне, но к Мамбл оба относились с поразительной добротой.

Судя по записям в дневнике, 12 октября 1981 года, через полтора месяца после переезда, Мамбл окончательно привыкла к новой ситуации и стала возвращаться к прежним привычкам. Впервые после переезда, когда я открыл ночную клетку утром, сова не стала разыгрывать королеву, а спокойно прыгнула на жердочку у порога, издала крик и подняла голову, чтобы я мог потереться об нее носом. Видимо, ее аппетит стабилизировался – она не потребовала завтрак. Пока я варил кофе, она сидела у меня на плече, затем взлетела на свой шкаф и принялась трепать газету, превращая ее в мелкие клочки и кидая так, чтобы они плавно опускались на пол. Судя по всему, мы вернулись к нормальной жизни.

* * *

Только в Сассексе я смог понаблюдать за годовым ритмом жизни Мамбл. Наконец-то моя сова оказалась в условиях, близких к естественным.

В последующие годы я замечал и сезонные перепады настроения, менявшие поведение Мамбл, и приближение самого важного события года – линьки. Как я уже говорил, настоящая линька началась только после переезда за город. После этого линька стала проходить каждое лето. Читать блокноты, в которых я отмечал ежедневные изменения и сравнивал один год с другим, довольно скучно. Поэтому я составил эту часть из записей, которые делал в разные годы. Рассказ начинается с начала года Мамбл, за несколько недель до того, как неясыти в природе начинают укреплять отношения с партнером и устраивать гнездо для очередного выводка.