– Ты уже проснулся? – спросил великан, даже не обернувшись в его сторону.
Ихабар замер и быстро огляделся в поисках выхода.
– Ты что, язык проглотил?
На этот раз Осен, нахмурившись, посмотрел на него, и юноша инстинктивно закрыл горло рукой.
– Говори!
– Я не умер, – было единственным, что пришло в голову Ихабару.
– Ты и твой ишак этого заслуживали, войдя в мой дом без позволения.
Он совершенно забыл о лошади!
– Где Кокска?
– Я его съел.
Этот ответ поразил Ихабара в самое сердце. Плотно сжав губы, он пытался взглядом разыскать останки животного в рассыпанной вокруг очага золе.
– Твой осел там, карлик, – проворчал великан, махнув рукой в угол. – Я не стал бы есть этот шелудивый мешок с костями, даже если бы умирал с голоду!
Животное и в самом деле спокойно лежало на куче соломы и даже не удосужилось поднять голову, услышав свое имя.
– Что ты делаешь? – немного успокоившись, поинтересовался юноша.
– Железное копье.
– Для чего?
– А для чего нужны копья?
– Ты собираешься использовать его против нас?
– А ты думаешь, что для того, чтобы устроить охоту на шайку муравьев, мне необходимо оружие?
– Зачем тогда ты его делаешь?
– Я что, не могу в своем доме делать то, что мне хочется?
Великан вернулся к своему занятию, а Ихабар подошел ближе и, чтобы лучше видеть, даже взобрался на огромный, как ларь, табурет. Он как зачарованный наблюдал за тем, как молот раз за разом падает на конец прута, постепенно придавая ему форму длинного и гладкого наконечника. Закончив работу, великан взял копье щипцами и опустил его острие в бочонок с водой.
– А правда то, что о вас говорят? – решился спросить Ихабар.
– И что о нас говорят?
– Что ваше железо невозможно разбить или сломать.
– Тебе это следовало бы знать. Твой меч – это гарта, который я лично выковал для Ансо сто зим назад.
Эти слова так поразили юношу, что он долго не знал, что сказать.
– Ты выковал меч моего деда? – наконец спросил он.
– Именно так.
– И он на самом деле вечный?
Великан не ответил. Он вытащил все еще торчащий из стены меч гарту, положил его на наковальню таким образом, что половина повисла в воздухе, и, размахнувшись, ударил по нему дубиной. Меч задрожал, издавая странный звук, как будто осыпáлись разбитые кристаллы, но не сломался.
– Заржавел, – произнес он, после чего схватил какой-то камень и принялся полировать лезвие меча.
Пока великан не закончил, они больше не произнесли ни слова. Один сосредоточился на своей работе, а второй сидел, устремив взгляд на языки пламени, отражавшиеся в сверкающем лезвии меча по мере того, как с него исчезала ржавчина. Похожие чувства Ихабар испытывал, когда был еще ребенком и отец брал его на охоту. Его беспокоил странный зуд в ладонях, который возникал всегда, когда его охватывало нетерпение. Наконец великан закончил чистить меч, вымыл его, вытер насухо и в заключение протер лоскутом ткани, пропитанным маслом. Юноше хотелось лично проделать последние операции с мечом своего деда, но он сжал кулаки и терпеливо ждал, не желая еще больше разозлить хозяина крепости.
– Держи, – наконец произнес великан, протягивая ему меч.
– Он великолепен! Великолепен!
– Это верно, – не скрывая гордости, подтвердил великан.
– И что означают эти знаки, вырезанные на рукояти?
– Это слова на древнем языке великанов: сила, мужество и память.
– Память о чем?
Сила и мужество ему были понятны, но память…
– Народ без памяти вымирает.
– Значит… этот меч непобедим? – спросил Ихабар, которого больше интересовало его оружие, чем философские размышления великана.
– Никто и ничто не бывает непобедимым. Уже рассвело, и тебя наверняка будут искать.
Он был прав. Лучи зимнего солнца и холодный воздух проникали в отверстия, заменявшие окна. Бигорра наверняка уже проснулись. Каждое утро Атта раздавал поручения, и Ихабар знал, что на этот раз ему не избежать хорошей взбучки. Разумеется, если он вернется не один, а предстанет перед соплеменниками в обществе великана, последнего из хозяев Хентилхара, все раскроют рты от изумления и вынуждены будут признать, что он проявил незаурядную смелость, войдя в запретную башню.
– Ты пойдешь со мной? – рискнул спросить он.
– Куда? – проворчал Осен.
– Разве ты не хочешь познакомиться с сыном своего друга Ансо? Говорят, что он как две капли воды похож на своего отца. Ему было бы приятно приветствовать тебя и поблагодарить за позволение провести какое-то время в твоей крепости…
Он уже много зим провел в полном одиночестве. Слишком много. С тех пор, как это случилось… Боль воспоминаний обрушилась с такой силой, что он не сдержал протяжный крик, эхом отразившийся от стен огромного зала. Несколько мгновений Ихабару казалось, что башня вот-вот обрушится. Вскочив с табурета, он упал на пол, закрыв голову руками, а Кокска поднялся с соломы и встревоженно заржал.
– Идем! – скомандовал великан.
В два прыжка он оказался у огромной двери и, распахнув ее настежь, вышел наружу, чего не делал с момента появления незваных гостей. Он всей грудью вдохнул холодный воздух, окинул взглядом укрытую снегом землю, простирающуюся вдаль, сколько видел глаз, и широкими шагами направился ко второй башне. Юноша и лошадь поспешили за ним.
Жалобный вопль великана разбудил Атту, который немедленно заметил отсутствие Ихабара. Он всегда, едва успев открыть глаза, искал его взглядом – с того самого дня, когда совсем еще крохотный сынишка сбежал из хижины, и он застал его на краю деревенского колодца. Поэтому для него всегда было важно убедиться, что с неугомонным парнишкой все в порядке. Сегодня он вскочил и бросился к загороди с лошадьми искать Кокска. Увидев, что животного в башне тоже нет, он досадливо прищелкнул языком. Куда, черт возьми, он мог податься на этот раз? Что, если он уехал сражаться с фрей? Неужели он мог решиться на это в одиночку?
– А вы? Вы-то что делали? – набросился он на часовых у дверей. – Ваша обязанность – никого не выпускать из башни без моего разрешения! А мы еще полагались на вашу бдительность!
Провинившимся воинам нечего было сказать в свое оправдание. Они стояли, понурив голову, пока вождь отчитывал их перед всем племенем.
– Клянусь Мраком Ингумы, пусть только появится, я переломаю ему все кости! Проклятье! Я заберу у него мула и пошлю его собирать помёт! Это ты во всем виновата, женщина! – принялся он бранить проснувшуюся от крика Эрхе. – Твой сын такой же упрямый, как и ты!