После того как был вынесен последний лот – шляпная булавка Мэри Шелли, профессор хлопнул деревянным молотком по плоской тарелке и объявил, что торги закончены и всех господ, совершивших покупки, ждут для оплаты приобретений. На сцену потянулась вереница счастливых обладателей коллекционного старья, и первым в этой очереди стоял номер двадцать пятый. Толстая Алла, широко улыбаясь во весь свой накрашенный рот, приняла у него деньги, а Горидзе направился за кулисы, намереваясь вынести фонарь Дали. Через минуту он вернулся, осунувшийся и побледневший. Мне показалось, Вахтанг Илларионович постарел лет на десять. Усы обвисли, глаза растерянно бегали из стороны в сторону.
– Лора, – окликнул он меня. – Где первый лот?
– На стеллаже, в первой ячейке, – прошептала я, испытывая удушливый приступ страха. Почему Горидзе спрашивает? Он что, не видит этот дурацкий фонарь?
Ломая тонкие каблуки, я кинулась за кулисы, оттолкнув с пути Вахтанга Илларионовича. Пробежала узкий коридорчик и застыла перед стеллажом. Первая ячейка была пуста. Я растерянно оглянулась по сторонам, ища поддержки, и встретила жесткий взгляд профессора.
– Где «волшебный фонарь», Лора? – угрожающе прищурился Горидзе.
– Я не знаю, – растерянно прошептала я. – Я вернула его в ячейку.
– Ваша тупость, девочка, временами поражает, – злобно процедил сквозь зубы профессор. И, повышая голос, двинулся на меня: – Клиент платил за лот двести тысяч рублей! Из них сто тысяч должен получить коллекционер, выставивший вещь на продажу. Кто отдаст ему деньги? Уж не вы ли?
Я почувствовала, как лицо мое исказилось гримасой страха и отчаяния, и слезы градом хлынули по щекам.
– Я не виновата, – выдавила я из себя, всхлипывая и размазывая косметику по лицу. – Я положила лот туда, куда вы мне сказали!
– Если бы ты положила, фонарь здесь бы и лежал! Где он? Отвечай, дрянь такая!
Горидзе уже орал на меня во все горло, и я, больше не сдерживаясь, заплакала навзрыд. Я сотрясалась в рыданиях, когда вдруг почувствовала, как чьи-то руки заботливо обняли меня за плечи. Я обернулась и сквозь пелену слез увидела участливо склоненное лицо номера двадцать пятого. Тепло его жилистого тела подействовало успокаивающе, и я наконец смогла остановить льющиеся ручьем слезы.
– Хватит кричать на девочку, – оборвал покупатель Вахтанга Илларионовича. И, улыбнувшись лягушачьей улыбкой, сказал: – Нас не представили. Я Прохор Биркин.
Вот это да! Сам «ПроБиркин»! Как-то тетя Мила взяла меня на ВДНХ, и мы, гуляя, набрели на занимательный комплекс с батутами, над которыми красовалась светящаяся вывеска «ПроБиркинFly». Мила потащила меня смотреть, что это такое. Внутри комплекс представлял собой большой ангар, где пол, и стены, и потолок были покрыты эластичными поверхностями. Ощущение было просто незабываемое! Отталкиваясь от всего, чего только возможно, я прыгала целый час, наслаждаясь ощущением полета, кувыркалась бы дольше, но пожалела Милиных денег. Мила ограничила свои полеты десятью минутами, и все равно отвалила за наше с ней развлечение больше двух тысяч.
– Привет, я Лора, – буркнула я. – Однажды я скакала на ваших батутах.
– И как? Понравилось?
Я дернула плечом:
– Да так, ничего особенного. Дорого очень.
– Зато классно.
– Прохор Наумович, что вы с ней любезничаете? – повысил голос Горидзе. – Нужно немедленно вызвать полицию.
Прохор протестующе поднял руку:
– Не нужно полицию, я оплачу фонарь.
– Зачем вы потворствуете преступнице? – бесился мой преподаватель. – За кулисы есть только один проход – через сцену. Там сидела Алла, записывающая, кто что купил и за сколько. И если фонарь пропал, то только по Лориной вине.
– Да бросьте, девочка не виновата, – защищал меня номер двадцать пятый.
– А вы откуда знаете?
– Я хорошо разбираюсь в людях.
– Ну, как хотите. Извольте оплатить счет.
Биркин достал пачку денег и отсчитал требуемую сумму. Мышиный жеребчик, не глядя на него, принял протянутые деньги, спрятал в кожаную папку и обернулся к Алле:
– Алла, ну вы-то сидели у лестницы, вы видели, что никто из посторонних за кулисы не заходил!
– Я отходила два раза курить, во время торгов седьмого лота и девятого, – честно призналась Алла, – так что со стопроцентной гарантией не могу ничего утверждать.
Профессор посмотрел на меня ничего не выражающим взглядом и холодно проговорил:
– Лора, вы можете быть свободны. Завтра подойдите ко мне с зачеткой, я поставлю пять баллов по истории искусств.
Но я совершенно не хотела быть свободной, при этом оставаясь под подозрением, и с вызовом сказала:
– Нет уж, Вахтанг Илларионович! Вызывайте полицию!
Но Горидзе подхватил со стеллажа вазу Рубинштейн и устремился на сцену. Занятый покупателями, он больше не обращал на меня внимания. А я не унималась, требуя немедленно вызвать полицию. Биркин подошел ко мне, заглянул в глаза и, тепло улыбнувшись, проговорил:
– Лора, наплюй ты на этот фонарь. Пропал и пропал. Шут с ним. Честно говоря, не хотелось бы связываться с полицией. Пресса набежит, сделают сенсацию на целую неделю. Ты же умная девочка, понимаешь, что ни тебе, ни мне этого не надо. Идем, я отвезу тебя домой, а то простудишься. Здесь дует.
– Никуда я не поеду, – насупилась я. – Меня обвиняют, а я должна молчать? Давайте опросим всех тех, кто сидел около сцены. Вдруг кто-то из них видел вора?
– Как только мы это сделаем, аукционный дом можно будет закрывать, – усмехнулся Прохор. – Никто из клиентов больше носа сюда не покажет. Неприятности с законом никому не нужны.
– Но ведь должны же быть видеокамеры! Почему мы до сих пор не посмотрели запись?
– Вахтанг Илларионович! – окликнул Биркин увлеченного сбором денег профессора. Тот вскинул голову и вопросительно посмотрел на Прохора. – А Лора права! У вас же есть экран, на который выведены видеокамеры в этом здании?
– Само собой, – кивнул Горидзе. – В мониторной.
– Вот и отлично! Вы не проводите нас туда? Хотелось бы увидеть видеозапись.
– Ну что ж, давайте прогуляемся, – с заметным раздражением проговорил профессор, крайне неохотно отдавая Алле папку, куда убирал получаемую наличность.
Мы с Прохором проследовали за Вахтангом Илларионовичем в противоположную от гардеробной комнату. Миновали просторный холл, где одевалась публика, и устремились к приоткрытой двери. Там ярко горел свет и, не сводя взгляда с большого, во всю стену, экрана, сидел сосредоточенный бородач в форме охранника.
– Юра, – запуская нас в служебное помещение, позвал Горидзе. – Юр, мы к тебе.
– Что-то случилось, Вахтанг Илларионович? – встрепенулся охранник, отрывая воспаленные глаза от монитора, где на расчерченном на квадраты экране в режиме реального времени можно было увидеть все, что происходит в каждом уголке аукционного дома.