Кабинет миссис Фриц под завязку забит красными и белыми чирлидерскими помпонами и плиссированными коротенькими юбочками. На стенах полно грамот: «Чемпионат штата, второе место», «Городской фестиваль чирлидеров, первое место». Потому что она их куратор — школьной команды чирлидеров, — и это, если подумать, довольно забавно, потому что миссис Фриц — жирная пожилая тетка с гнусавым голосом и толстенными ногами. Как правило, она что-то бубнит, а ты смотришь на эти ноги, как завороженная, и думаешь, что ее коричневые колготки должны сейчас лопнуть, — ну то есть не могут же они растягиваться бесконечно, правильно? Должны лопнуть, как чересчур надутый воздушный шарик. Один лишний глоток из гигантской бутылки «Доктора Пеппера», который она держит на своем заваленном всяким хламом столе, — и БАБАХ! Сразу прибежит мистер Гроус, наш охранник, на ходу набирая девять-один-один, так как будет уверен, что произошел теракт.
«Нет, все нормально, — скажет он оператору, заглянув в кабинет миссис Фриц. — Это у Джанет просто лопнули колготки».
— Аура Амброз, — говорю я, показывая пропуск.
— Входи, дорогуша, — говорит миссис Фриц.
Интересно, почему эти клуши из учебной части все, как одна, называют нас «дорогушами»? Откуда они вообще это слово взяли? Мне бы и в голову не пришло так кого-нибудь назвать. Может, это признак старения, вроде морщин вокруг глаз или варикозных вен? В один прекрасный день ты открываешь рот, и это слово лезет наружу, словно рвота. Ты стараешься его удержать, но оно вываливается, мерзкое и осклизлое, — и вот ты уже старуха.
Она показывает на кресло рядом с дверью. Я сажусь и смотрю на часы. С того момента, как я вышла из класса, прошло две минуты. Целых две минуты я не думала о Дженни, о бесчеловечных опытах Анджелы и даже о маме. И в течение нескольких секунд я даже благодарна миссис Фриц за то, что у нее толстые ноги и она называет всех дорогушами, — это меня как-то отвлекло от размышлений о моей несчастной жизни.
— Несколько дней назад я беседовала с миссис Колейти. — Миссис Фриц принимается разворачивать круассэндвич из «Бургер кинг» — с беконом, яйцом и сыром.
«А, вот оно в чем дело», — думаю я. Миссис Колейти — учительница английского — как раз из ударенных дисциплиной теток. Естественно, после того, как я пять раз подряд опоздала на ее урок, она пошла жаловаться психологу. Каждый раз, когда я после перерыва на ланч появляюсь на полминуты позже на ее увлекательнейшей лекции по ономатопее, она поджимает губы и бросает на меня уничижительный взгляд, при этом ее недоразвитый подбородок так глубоко уходит в мясистую шею, что совершенно там исчезает. Но опаздываю я вовсе не из-за того, что сижу в кафетерии и беззаботно болтаю с подружками о «смотри, как я уложила волосы», о «можешь мне одолжить свою шелковую маечку на пятницу» и об «угадай, кто у нас уже не девственница». Нет, у меня есть лучшая подруга, которая весь перерыв талдычит про своего сына и шипит: «Что, мои проблемы тебя не интересуют?», когда я пытаюсь свалить, потому что часы говорят, что давно пора тащить свою задницу в класс.
Поправка: у меня была лучшая подруга. Стоп — неужели вчера вечером я правда навсегда потеряла Дженни?
— Да, — говорю я миссис Фриц, — опоздания. Я знаю. Миссис Колейти сказала, что даст мне дополнительное задание — эссе про «Билли Бадда» или что-то вроде этого.
«И я с радостью за него возьмусь, если после этого мне будет позволено убраться из этого кабинета, — думаю я. — Я улыбнусь и скажу какую-нибудь чушь вроде: „Мне кажется, литературная критика для ума — это как пищевые волокна для кишечника. Много никогда не бывает“».
— На самом деле миссис Колейти ничего не говорила об опозданиях. — Миссис Фриц хмурится. — Но пунктуальность — это важная часть…
— Так дело не в… — перебиваю я.
— Да, — подтверждает миссис Фриц. — Я вызвала тебя к себе в кабинет, потому что… — Она делает драматическую паузу, в продолжение которой прихлебывает «Доктора Пеппера». — Миссис Колейти беседовала со мной о твоих письменных работах. У тебя отличные творческие способности.
У меня пересыхает во рту.
— Я вас не понимаю.
Миссис Фриц откусывает от бутерброда гигантский кусище. Наверное, если бы случилось так, что меня перенаправили к другому психологу, то после миссис Фриц мне уже ничего было бы не страшно. Я хочу сказать, мне кажется, это довольно невежливо — набивать брюхо перед ученицей, которую ты только что вызвала из класса. День ведь не резиновый, чтобы наблюдать, как эта тетка совершает бесконечные жевательные движения. Но беда в том, что миссис Фриц и жратва — две неразделимые вещи. Для нее это вроде туфель или помады — аксессуар. Никто в Крествью-Хай и не помнит, чтобы от нее не пахло луком и чтобы ее ногти были покрыты красным лаком, а не красным соусом.
— Миссис Колейти показала мне рассказ, который ты написала, — говорит миссис Фриц, наконец нажевавшись.
Меня прохватывает озноб.
— Я обязана была его написать, это было задание…
— И твои записи. Миссис Колейти собирает записи, которые вы делаете в классе, для проверки, так ведь?
— Да, но…
— У тебя отличные записи, как ты сама пишешь, по существу. И каждый урок ты находишь время сочинить стихотворение или нарисовать что-нибудь на полях.
— Да это глупости. Я машинально рисую, просто отвлекаюсь и… Я знаю, мне не следовало…
— Вообще-то это не очень похоже на глупости, Аура, — говорит миссис Фриц и показывает мне рисунок, где была изображена миссис Колейти в профиль. Я вообще ни о чем не думала, когда набрасывала его на полях внеплановой контрольной. — Я взяла на себя труд показать этот маленький шедевр нашим учителям по изобразительному искусству, и они оба спросили, почему ты не записалась ни на один курс по рисунку.
Такое чувство, что голова у меня полна маленьких огненных шариков — и сейчас она взорвется, а шарики разлетятся по всему кабинету миссис Фриц.
— Папа хотел, чтобы я выбрала что-то более полезное в жизни, — говорю я, и, в общем-то, это правда. Мой старый папа — тот, который красил людям дома, цитировал по памяти великих философов и восхищался тем, что мама могла изображать на холсте, — тот папа, которого я, возможно, даже любила — он хотел, чтобы я занималась творчеством. Но новый папа, который торгует страховками и ездит по городу в до нелепости дорогом внедорожнике, с явным неодобрением отнесся к тому, что я поставила себе в расписание прошлой весной курс искусств.
«Аура, спустись с небес на землю, — резко сказал он тогда. — Выбери лучше что-нибудь практичное. Курс компьютерного набора, например». Он щелкнул ручкой и вычеркнул «искусство» из моего расписания. Я и возразить ничего не успела. Неужели он знал что-то? О том, что творчество может со мной сотворить? Почему он ничего не сказал?
— Искусство необходимо в жизни, — возражает мне миссис Фриц. — И так как у тебя явный талант, то просто стыдно…
— Нет у меня никакого таланта, — решительно говорю я.