— Не очень, — ответил я.
— Прошу прощения, — человечку лежалось, наверное, неудобно, но вставать он упорно не хотел. Очевидно, это было такое мерянье статусами, кто первый поднимется. — Мы еле сюда заехали.
— Да ничего, — ответил я, усаживаясь удобнее.
— А я смотрю, не вы ли это! — засмеялся лысый, заерзал и, не удержавшись на скользкой коже, вдруг съехал вниз, под сиденье.
Я бросился к нему. Но он ловко выполз наверх и, заняв удобную позицию, деловито протянул мне руку. Мне не оставалось ничего иного, как залезть внутрь и поздороваться.
— Николай Николаич, — назвался он, доставая откуда-то из-под себя визитку, — для вас просто Николаич.
Я достал свою. На его было написано «помощник народного депутата».
— Вам куда? — спросил Николаич.
— Не знаю, — ответил я, — наверное, домой.
— Мы вас подвезем, нам по дороге. Коля, поехали.
Водителя тоже звали Коля. Похоже, у них это было обязательное условие получения работы. Если ты, скажем, не Коля, шансы устроиться к ним сильно уменьшались. Рядом с Колей, на соседнем кресле, валялся старый Макаров с какими-то насечками на рукояти. Я еще подумал, что такое легкомысленное отношение к оружию обязательно должно привести к чьей-то смерти.
— Дверь, — недовольно сказал Коля.
— Что? — не понял я.
— Дверь закрой.
Я закрыл за собой дверь, и джип рванул в кусты. Коля ехал напролом, будто шел по компасу, не слишком обращая внимания на дорогу. Прокатился по детской площадке, пропахал колею возле дискотеки, где я первый раз занимался сексом, спрыгнул на бордюр и вывалился на дорогу. Но и тут не искал легких путей, вывернул в какой-то глухой переулок, где вместо дороги лежал битый кирпич, выгреб по какой-то стройке и, перемахнув через яму, выкопанную под фундамент, выехал на трассу. И всё это время Коля слушал какую-то тяжелую гитарную музыку, раммштайнов или что-то такое.
— Прячетесь от кого-то? — спросил я Николаича.
— Нет-нет, просто Коля знает тут все дороги, поэтому всегда срезает.
Сначала ехали молча. Потом Николаич не выдержал.
— Коля! — крикнул водителю, но тот его не услышал. — Коля, блядь! Выключи этих фашистов! — Коля недовольно оглянулся, но музыку выключил. — Герман Сергеевич, — начал Николаич.
— Можно просто Герман, — перебил я его.
— Да-да, конечно, — согласился Николаич. — Я хотел с вами поговорить.
— Давайте поговорим.
— Давайте.
— Я не против.
— Прекрасно. Коля! — крикнул Николаич. Мы как раз выехали на мост. Посреди моста Коля вдруг остановился и выключил двигатель. Воцарилась тишина.
— Ну, как вам тут у нас? — спросил Николаич так, будто мы и не стояли посреди дороги.
— Нормально, — ответил я неуверенно. — Соскучился по родным местам. Мы что, дальше не поедем? — выглянул в окно.
— Нет-нет, мы вас отвезем, куда вам надо. Вы, вообще, надолго приехали?
— Не знаю, — ответил я, начиная нервничать. — Видно будет. Брат уехал, знаете…
— Знаю, — вставил Николаич. — Мы с Юрием Сергеевичем, с Юрой, — посмотрел он на меня, — были в партнерских отношениях.
— Это хорошо, — сказал я неуверенно.
— Это прекрасно, — согласился Николаич. — Что может быть лучше партнерских отношений?
— Не знаю, — честно признался я.
— Не знаете?
— Не знаю.
— И я не знаю, — вдруг признался Николаич. Позади нас остановился молоковоз. Водитель засигналил. За молоковозом, я заметил, подъезжал еще какой-то грузовик. — Коля! — снова крикнул Николаич.
Коля выпрыгнул из машины и лениво пошел в сторону молоковоза. Подошел, поднялся на подножку, просунул к водителю в открытое окно свою большую голову, что-то сказал. Водитель заглушил машину. Коля соскочил на асфальт и пошел к грузовику.
— Вот к чему я веду, Герман, — продолжил Николаич, — вы человек молодой, энергичный. У вас много амбиций. Мне бы лично хотелось, чтобы у нас с вами тоже сложились хорошие партнерские отношения. Как вы думаете?
— Это было бы прекрасно, — согласился я.
— Не знаю, говорила вам Ольга Михайловна или нет, но мы заинтересованы в приобретении вашего бизнеса. Понимаете?
— Понимаю.
— Вот, это хорошо, что вы меня понимаете. С вашим братом, Юрой, мы не успели договориться…
— Почему?
— Ну, понимаете, мы не успели утрясти все нюансы.
— Ну, вот он вернется — утрясете.
— А когда он вернется? — внимательно посмотрел на меня Николаич.
— Не знаю. Надеюсь, скоро.
— А если не вернется?
— Ну, как это не вернется?
— Ну, так. Если так сложится.
— Не говорите глупостей, Николай Николаич, — сказал я. — Это его бизнес, и он обязательно вернется. Я ничего продавать не собираюсь.
За нами выстроилась колонна машин. Те, кто ехал навстречу, останавливались, спрашивая Колю, всё ли в порядке. Коля что-то говорил, и машины быстро отъезжали.
— Не нервничайте, — примирительно сказал Николаич. — Я понимаю, что вы не станете с ходу продавать малознакомому человеку бизнес своего брата. Я всё хорошо понимаю. Вы подумайте, время у вас есть. С братом вашим договориться мы не успели, но с вами, надеюсь, у нас всё сложится как надо. Для вас это единственный выход. Дела у вас идут плохо, я знаю. Брата вашего я тоже понимал — все-таки он поднял этот бизнес с нуля. Но бизнес, Герман, всегда требует развития. Понимаете? Получите деньги, разделите с братом. Если он вернется. Вы подумайте, хорошо?
— Обязательно.
— Обещаете?
— Клянусь, — ответил я, пытаясь хоть как-то закончить этот разговор и возобновить дорожное движение.
— Ну и договорились, — удовлетворенно откинулся на кресло Николаич. — Коля! — крикнул он.
Коля, не торопясь, сел за руль, запустил двигатель, и мы медленно тронулись. За нами тронулась и вся колонна. Проехав мост, легко выскочили на гору, вывернули в сторону заправки. Подъехав, Коля резко притормозил. Я открыл дверь. Возле будки, на креслах, грелись Коча и Травмированный. Завидев меня, удивленно переглянулись.
— Ну, что ж, — прощаясь, сказал Николаич. — Приятно, что мы с вами нашли общий язык.
— Послушайте, — будто что-то вспомнив, спросил я его. — А что если я откажусь?
— А разве у вас есть выбор? — удивился Николаич. И сразу, широко улыбнувшись, добавил. — Ладно, Герман, я заеду через неделю. Всего наилучшего.
Коча сидел в своем оранжевом комбинезоне, расстегнутом на груди, и грел на солнце бледные мощи. На Травмированном была пижонская белоснежная рубашка и старательно выглаженные черные брюки. Обут он был в лаковые остроносые туфли. Был похож на фермера, выдающего замуж единственную дочь. На меня оба смотрели с неприкрытой неприязнью, Травмированный прожигал меня взглядом и поглаживал пальцем полоску усов, Коча поблескивал собачьими очечными стеклышками.