«Проблемы?» – спрашиваю я.
«Как знать», – говорит он. И ухмыляется еще шире.
Он сидит, я стою. Я нагибаюсь к его лицу, близко-близко, будто хочу его засосать. От него пахнет ветчиной и чаем с фруктовой отдушкой. Я думаю: чем же пахнет от меня?
«Полезешь ко мне – я тебя в зад оттрахаю, понял?» – тихо говорю я.
Я выпрямляюсь и вижу, как один из учителей направляется к нам. Как надзиратель в тюряге.
«Проблемы?» – спрашивает он.
«Не-е», – говорю я и ухожу.
Марко, козел трусливый, тут же повторяет ему, что я сказал.
Один день в интернате – и мне уже влепили первый выговор.
Но после этого ко мне никто не лезет.
Для Софии отец всегда был маяком в бурном море жизни. Мать была женщиной импульсивной и часто меняла свои решения. А вот на отца можно было положиться.
И тут такое… Бывшая жена. Брат, о котором они с Морицом и не подозревали. И, наверное, все это – только вершина айсберга.
– Почему вы нам ничего не рассказывали? – спросил Мориц на следующее утро после того, как они нашли свидетельство о разводе.
– Что вы еще от нас скрываете? – поддержала брата София.
Госпожа Ротэ включила кофеварку. Она только проснулась и даже еще не сняла пижаму. Под глазами у нее пролегли серые круги, кожа казалась тонкой, как папиросная бумага. На щеках багровела сетка лопнувших сосудов. Наверное, этой ночью она тоже почти не спала.
– Откуда вы знаете? – спросила она, не глядя на детей.
– Какая разница? – возразил Мориц. – Знаем – и все тут.
Госпожа Ротэ молча кивнула.
– Йохен так решил. Он не хотел, чтобы вы узнали о брате. «Скажем им потом, когда они вырастут», – повторял он. Но чем старше вы становились, тем труднее было рассказать вам обо всем. Вот мы и молчали.
– Но почему? – воскликнул Мориц. – В наше время развод не редкость. Каждая вторая пара разводится.
– Думаю, отец стыдился того, что не общается с Филиппом. Все же это его сын.
– А почему не общается?
– Его бывшая жена так захотела. Не смогла его простить.
– Почему они развелись? – спросил Мориц. – Из-за тебя?
– Нет. Это случилось задолго до нашей встречи. Мы с Йохеном познакомились, когда он уже был разведен.
– Филиппу уже двадцать четыре. И все эти годы его мать запрещала папе общаться с сыном? – удивилась София. – Как такое вообще возможно? После развода папа автоматически должен был получить право навещать сына. Судебный запрет возможен лишь в том случае, если человек избивает жену или ребенка или вообще полный псих.
– Мать была категорически против их встреч. Чего только не делала. Она очень страдала, когда Йохен с ней расстался. А он не хотел ее травмировать. Вы же знаете своего отца, он избегает любых конфликтов.
София презрительно хмыкнула. «Вы же знаете своего отца». Слова матери прозвучали как издевка.
– Бывшая жена Йохена умерла лет пять-шесть назад. Филиппу только исполнилось восемнадцать. Тогда Йохен все думал, не поговорить ли с ним. Но так и не решился. Мне кажется, он надеялся, что Филипп сам с ним свяжется. Но этого не произошло. Тот ни разу не позвонил, ни разу не написал.
– Может, Филипп ждал, что папа с ним свяжется, – предположила София.
– Может быть. – Мать покачала головой. – Признаюсь вам, я была рада, что они так и не встретились. Могу себе представить, что мать Филиппа наговорила ему об отце. Он, наверное, ненавидел Йохена. После стольких лет трудно что-то исправить.
– Я просто хочу знать, получал ли он эти сообщения, – задумчиво протянул Мориц.
– Филипп? – испугалась мать. – Как тебе такое только в голову пришло? Безумие какое-то.
– Ну и что? Так и есть. Вся эта история попахивает безумием.
Мать положила кофе в кофеварку и поставила две чашки под краны. Машинка взвыла, и в чашки полился черный кофе. Одну чашку госпожа Ротэ протянула Морицу, вторую – Софии.
– Тебе пора, София.
– Я сегодня не пойду в школу. Что мне там делать? У нас каникулы через неделю. И нам нужно обратиться в полицию. Когда они услышат об анонимных сообщениях, то точно зашевелятся. Пора бы им браться за дело.
Расследование взялся вести комиссар Беккер. Ему было за пятьдесят – усатый мужчина с пивным животиком, блестящей лысиной и застывшим на лице выражением разочарования. Но когда они показали ему письма и эсэмэски, разочарование сменилось осторожным интересом.
– Угрозы? – с надеждой переспросил он. – Это уже что-то.
Но затем он прочитал текст сообщений и растерянно покачал головой.
– Как по мне, больше похоже на шутку какого-то подростка. Угрозы даже не адресованы вашему отцу.
– Шутку? – возмутился Мориц. – Тип, который их прислал, утопил нашего кота в бочке с дождевой водой. А перед этим предупредил меня эсэмэской. Вам это кажется смешным?
– Он написал, что утопит вашу кошку?
– Кота, – уточнила София. – Ну, вообще-то он не наш, а нашей соседки, но…
Беккер перебил ее, нетерпеливо взмахнув рукой.
– И где эта эсэмэска?
– Я ее стер.
– Ага. – Беккер что-то отметил в записной книжке, но София не разобрала, что именно. – Мы выясним, связаны ли эти два события, – пробормотал он. – Но ваш отец исчез не в тот день, который упоминается в письме. – Он надел очки и нашел нужный отрывок. – Второе июля. – Комиссар задумчиво погладил усы.
– Но письма касались нас, а не его, – возразила София.
– Эта последняя эсэмэска… – Мориц протянул ему свой мобильный с сообщением на экране. – Похититель говорит о детях. Детях «беззаконных». Он имеет в виду нас. – Парень помолчал. – И ведь есть еще один ребенок.
Беккер удивленно посмотрел на госпожу Ротэ.
– У моего мужа есть сын от первого брака. Он живет в Мюнхене.
София достала из сумки свидетельство о разводе. Комиссар внимательно прочитал документ.
– И? Этот Филипп тоже получал анонимные сообщения?
– Мы не знаем. Мы с ним не общались, – тихо сказала госпожа Ротэ.
– Ага, – повторил комиссар. – Тогда я позвоню ему и спрошу. У вас есть его телефон или адрес?
– Нет. Как я уже сказала, я с ним даже не знакома. У мужа не осталось связей с Мюнхеном после развода.
– Это мы выясним. И попытаемся определить, кто отправлял эти письма. Пожалуйста, перешлите мне все сообщения, которые вы уже получили. – Он протянул Софии свою визитку. – Естественно, мы проверим и отправителя эсэмэс.