– Глупости, – возразил полицейский. – Вы поступили правильно. Не волнуйтесь. Все в порядке.
Она не поверила ни единому его слову. Комната наконец-то перестала вращаться – даже когда София зажмурилась. Она слышала, как Мориц о чем-то говорит с полицейским, но слов не разобрала.
Она проснулась от запаха сигаретного дыма. Открыв глаза, София увидела, что ее мать стоит посреди комнаты и курит. Такого еще никогда не было. Мама не курила в квартире. Это могло означать, что случилось что-то плохое. «Они нашли папу», – подумала София.
– Ваша дочь очнулась, – сказал господин Беккер, стоявший рядом с мамой.
Та сделала последнюю жадную затяжку и затушила окурок в блюдце.
– Ты как, София? – хрипло спросила она.
– Что с папой? Он…
– Нет-нет. – Комиссар Беккер испуганно поднял руки.
И кашлянул. Видимо, ждал, что госпожа Ротэ поговорит с дочерью. Но та только высморкалась. Женщина молчала.
– Видите ли, – продолжил комиссар, – оказывается, ваш отец платил алименты не только сыну в Мюнхене. У него еще есть дочь в Гамбурге.
– Что?! – Мориц изумленно перевел взгляд с полицейского на мать.
– Сколько ей лет? – слабым голосом спросила София.
– Восемнадцать. Насколько я понимаю, вы ничего не знали о сестре?
– Да уж, вы не ошиблись.
– Ну, знаете ли! – Госпожа Ротэ сжимала в руках бокал, будто спасительную соломинку. Это была уже третья порция коньяка с тех пор, как она закрыла дверь за полицейскими.
Мориц тоже налил себе, хотя раньше не пил ничего крепче пива. «Может, и мне выпить? – подумала София. – Может, станет легче, если напиться?» Но от одной мысли о коньяке у нее закружилась голова.
– Восемнадцать лет, – пробормотал Мориц. – Когда родилась эта Юлия, мне как раз исполнился год.
– Я тогда была не в лучшем состоянии. – Мать осушила бокал и налила себе еще. – Ты был трудным ребенком, почти не спал и постоянно плакал. Меня это доконало.
– Ты хочешь сказать, что это я виноват в его измене? – насмешливо осведомился Мориц.
Но мать не обратила внимания на его слова.
– Тогда он много путешествовал. Конференции, конгрессы. А я сидела одна с ребенком, то есть с тобой, и для меня это было слишком. Иногда я просыпалась и начинала плакать. А тем временем… – Она покачала головой, выпила коньяк и потянулась к бутылке.
Но Мориц ее опередил. Закрыл бутылку, поставил ее обратно в шкаф.
– У нас есть брат и сестра. – У Софии заплетался язык, будто она тоже напилась. – Филипп и Юлия. И Юлия, похоже, тоже получила письма с угрозами.
– Откуда ты знаешь? – вскинулась мать.
– Она раньше не звонила. Почему она решила сделать это именно сейчас?
Мать кивнула, с тоской поглядывая на шкаф, где стояла бутылка коньяка. Но она сдержалась и не стала больше пить.
– Я знала, что он постоянно это делал. Ну, в смысле, изменял мне с другими женщинами. Однажды даже с медсестрой из своей клиники. Я всегда замечала, когда он был не верен мне.
– Но про Юлию ты не знала, – отметил Мориц. – Может, эта его интрижка была недолгой. Так, ничего серьезного.
Госпожа Ротэ покачала головой:
– Поверить не могу, что он сделал кому-то ребенка, а мне ничего не сказал. Восемнадцать лет – и ни единого слова о дочери. Он просто жалок.
– Теперь ты понимаешь, как мы себя чувствовали, узнав о Филиппе, – сказала София. – Но почему ты это терпела? В смысле, если он постоянно тебе изменял, почему ты с ним не развелась?
– Я бы осталась одна с двумя детьми на руках. И без работы. – Госпожа Ротэ возмущенно посмотрела на дочь. – Мне тогда было так тяжело! Я бы не справилась одна.
– И ты закрывала глаза на его романы на стороне.
– Ну, таков уж был ваш отец. Он просто не мог хранить мне верность. И я это приняла. Ничего страшного. А потом он изменился. В смысле, перестал спать с другими женщинами.
– Это ты так думаешь, – возразила София. – Может, он просто стал это лучше скрывать.
– Я не обязана перед тобой оправдываться.
– Конечно, не обязана. Но я бы так не смогла.
– Не говори так, – прошептала ее мать. – Ты понятия не имеешь, каково это, София. Ты ничего не знаешь.
И в этом она была права. София не только не была замужем, она даже не встречалась ни с кем.
– Я все думаю, что же случилось с папой, – тихо сказал Мориц.
– Может, его похитил этот Филипп, – пробормотала София. – Или Юлия.
– Зачем им так поступать?
Она пожала плечами.
Мать встала, покачнулась и двинулась к двери на террасу.
– Куда ты идешь? – опешил Мориц.
– Курить, – хрипло ответила она. – Без алкоголя и сигарет мне не выдержать.
Она как раз вышла, когда зазвонил телефон.
На этот раз Мориц включил устройство «поимки» и только затем снял трубку.
– Это Филипп Пройсс. – В комнате раздался мужской голос, поскольку Мориц переключил телефон на громкую связь.
– Привет, Филипп. – Мориц говорил так спокойно, будто каждый день болтал с братом. – Я Мориц.
– Я… э-э-э… приехал в Дюссельдорф.
София выглянула в темнеющий сад. Очертания матери скрывали сумерки, но ее выдавал огонек сигареты. Когда мать затягивалась табачным дымом, огонек вспыхивал ярче, увеличивался в размерах, будто какой-то светящийся зверек мерно дышал.
– Может, зайдешь к нам? – спросил Мориц.
– С удовольствием, – сказал Филипп. – Полагаю, нам многое предстоит обсудить.
– Я тоже так думаю, – пробормотала София.
Иногда я пишу ему, но только начинаю письмо и никогда не заканчиваю. «Ты же хотел знать, чем я занимаюсь, – пишу я. – Я так толком и не вырос, один из самых маленьких в классе. Но ничего, я еще вытянусь, ты же высокий. В школе меня не считают лучшим учеником. Зато по части отчислений из школ я чемпион, ха-ха. У меня уже третий выговор в школе, еще одна мелочь, и меня опять выпрут. Tschau amore! [5] Но этого не произойдет, на этот раз я справлюсь. В классе друзей у меня не много, они же учатся вместе с пятого класса, а я новенький. Но меня не прессуют, ничего такого. Я просто сижу на уроках. Сейчас я часто читаю Библию. Подсел на нее прямо, оторваться не могу. Все началось с того, что Марко забыл в комнате свою Библию, когда переводился в другую школу. Его родители в какой-то секте, вот и Марко туда вляпался. Постоянно читал Библию. И ему было наплевать, что все над ним смеются. А когда уезжал, то просто оставил ее на столе. И, мне кажется, это не случайность. Он хотел, чтобы кто-то нашел эту книженцию и узнал о Святом Духе. Кто-то вроде меня. Ну, я ее и нашел. Выбросил в мусорник. Но потом достал оттуда. Просто хотел посмотреть, что там. А теперь я ее постоянно читаю, прямо как Марко. Только я не верю во все это дерьмо. В доброго Боженьку. Нет, не верю. Бог в Библии совсем не добрый. “Нечестивые же да посрамятся, да умолкнут в аде”. Так там написано, прямо в самой книжке. Круто, да?»