Дольто не без юмора возражала против восприятия ребенка в качестве божьего посланника, а ее сравнение поражало своей точностью. Она говорила об этом маленьком существе, которое имело несчастье оказаться в центре существования взрослых, так: «ребенок, которого ждут как мессию и которого впоследствии распнут на кресте» (14). По ее мнению, уважение к ребенку как к личности не может сопровождаться ни его сакрализацией, ни его обожествлением, ни тем более его мученичеством. Дольто никогда не упускала возможности разоблачать все случаи дурного обращения с детьми, будь они проявлением коварства со стороны взрослых, результатом неосознанных поступков, совершенных не по злому умыслу, или следствием самой большой любви. Кстати говоря, ее предостережения по поводу любви заставили вздрогнуть от негодования некоторых родителей, когда она говорила «о сетях-ловушках, сотканных ими из обожания и заласкивания своих детей в ущерб собственным интересам и желаниям, о которых они просто-напросто забыли» (15).
В тот период многие справочники и пособия по воспитанию включали в свои названия слова «любовь» или «любить». И любовь лишилась всякой естественности, превратившись в один из рычагов воспитания. И многие в этот период задавались вопросами, что такое любовь и как нужно любить. В США психолог Додсон пустился в рассуждения на эту тему в своей книге «Как любить ребенка, не позволяя ему все». А в другой книге под названием «Искусство любить своих детей» (16), опубликованной во Франции еще в 1937-м, автор объяснял родителям, как можно их любить «без принуждения и для себя», а также «основываясь на здравом смысле и ради них самих». Он настоятельно рекомендовал обучиться искусству любви, для чего следует неукоснительно исполнять десять заповедей, которые он перечислил в своем труде. Это была совершенно невыполнимая программа, своего рода курьез, в чем вы сами можете убедиться:
1. Мы должны стать для них людьми, пробуждающими их души.
2. Мы должны стать их тренерами, пробуждающими любовь к усилию.
3. Мы будем вежливыми.
4. Мы будем спокойными.
5. Мы будем справедливыми.
6. Мы будем интеллигентными и скромными.
7. Мы будем понимающими и добрыми.
8. Мы будем всегда говорить правду.
9. Мы будем связаны друг с другом нерасторжимыми узами.
10. И в качестве примера и для их же блага мы позволим себе некоторые невинные грешки.
И пусть те, кто пытался воплотить в жизнь эту программу, расскажут нам об этом. И если они еще живы, нам было бы интересно узнать их точку зрения как родителей, как бабушек или дедушек и даже прабабушек с прадедушками, а также что получилось в результате затраченных усилий. И пусть те, кто в наши дни считает себя способным ее реализовать, дадут о себе знать! Нам бы хотелось с ними поговорить.
И хотелось бы надеяться, что эти наставления из другой эпохи убедят родителей в том, что воспитание не может сводиться к простому исполнению разработанных на все случаи жизни правил и рецептов. Наоборот, воспитание предусматривает наличие критического ума, интуиции, изобретательности, а также смелости. И именно все это легло в основу разработанных Дольто принципов. И она постоянно возвращалась к этим нескольким ключевым положениям, дающим возможность избежать ошибок и досадных промахов в воспитании и строить отношения с ребенком, основанные на здравом смысле.
Но у родителей не должно возникать путаницы в голове: понимать не значит прощать, слушать не значит все позволять, желание не синоним удовольствия, и желание не является жизненной потребностью. И именно в силу неверно оцениваемых потребностей ребенка родители оказываются в ловушке, расставленной ими же самими. Дольто по этому поводу говорила: «Как только ребенок родился, его домашнее окружение концентрирует все свое внимание на удовлетворении его так называемых жизненных потребностей. Но на самом деле их не так уж много!» (17) И, по ее мнению, «именно психоанализу принадлежит открытие различия между желаниями и потребностями» (18).
Дольто делает уступку родителям, говоря, что воспитание детей – это далеко не отдых и не приятное развлечение. Удовлетворение потребностей ребенка, пристальное внимание, которое предполагает уход за ним, требуют усилий и вызывают, естественно, усталость. И признание этой усталости, вызванной исполнением родительского долга, на протяжении многих лет игнорировалось обществом, хотя в ХХ столетии в некоторых изданиях уже об этом упоминалось в связи с тем, что в послевоенный период в индустриальном обществе пришлось работать также и женщинам. Мария Монтессори еще в 1936-м говорила: «Что такое ребенок? Это фактор беспокойства для уставшего взрослого» (19). Ей вторит Беттельхейм: «Выбившихся из сил родителей, отказывающихся от совершения хоть малейших усилий по воспитанию, далеко не единицы» (20). А Винникотт по этому поводу пишет следующее: «Многих нормальных или почти нормальных родителей раздражают их собственные дети, если эти последние день и ночь проводят с ними. Но если им удается выкроить несколько часов для себя, остальное время они могут быть хорошими родителями» (21).
Со своей стороны и в свойственной ей манере Дольто определила и признала право на усталость и, как следствие, право родителей на отдых и на проведение вечеров вдвоем. Она считала, что нужно изыскивать любую возможность, «чтобы противодействовать всему тому, что тяжким грузом виснет на уставших плечах и сердцах отцов и матерей, взрослых людей, давших жизнь новому существу, и чтобы муж был не просто партнером по сексу без радости и счастья новых обретений» (22). И если мать или отец отказывают себе в законном праве на отдых, они подвергают себя риску получить нервный срыв. «Сколько уставших матерей, дошедших до последней черты, поколачивают своих малышей, которые пачкают пеленки сразу же после того, как их переодели. И у них только одна мечта – поскорее выбраться из дома, где они по горло завалены работой» (23).
Но для этого родители должны для себя четко определить, что они имеют полное право на отдых, понимая, что нельзя использовать ребенка в качестве инструмента, в качестве алиби или буфера в семейных отношениях и что они не должны чувствовать себя виноватыми перед ребенком, для которого недостаточно много сделали. Дольто беспощадно изобличала их стремление к «родительскому самопожертвованию». И, как и Беттельхейм, она самое серьезное внимание уделяла матери, которая, чувствуя себя виноватой, предоставляет себе редкие моменты отдыха ценой подкупа собственного ребенка, даря ему новую игрушку, когда тот отказывается от дневного сна. «Я думаю, вы не сможете полноценно отдохнуть, если сами себе отказываете в праве на отдых, когда чувствуете в нем настоятельную потребность» (24).
И чтобы родители могли насладиться отдыхом, не испытывая при этом угрызений совести, Дольто пытается внушить им, что взрослым, точно так же как и детям, свойственна амбивалентность эмоций, то есть двойственность отношения, например одновременное переживание любви/ненависти. И именно от этих бессознательных влечений Дольто как тонкий психоаналитик хотела освободить взрослых, стараясь обратить их внимание на другое табу, на маскировку разочарования родителей. Януш Корчак открыто говорил об этом в главе под названием «Досада» в одной из своих книг. Психоаналитик анализировал причины законного разочарования родителей, возникающего независимо от их любви: «Ребенок – это «обуза», «дополнительное препятствие». (…) Но он становится таковым, когда родителям не удается его понять» (25). Существует некоторая «враждебность» по отношению к «маленькому деспоту», поскольку «редко бывает, чтобы ребенок был таким, каким его хотели бы видеть» (26). «Шаловливый и шумный ребенок, в котором кипит жизнь, требующая удовлетворения его неуемного любопытства, доводит нас до полного истощения сил, его вопросы и удивление нас утомляют, его открытия и иногда неудавшиеся попытки совершить то или иное действие раздражают нас» (27). И почему в таком случае родитель не имеет права быть разочарованным, в то время как ребенку предоставляется такое право?