Белорус и Разин, привстав, открыли огонь по кузову грузовика. Одному монаху, долговязому малому, который из-за большого роста возвышался над бортом, зарядом дроби разнесло голову, труп свалился на пол, монахи вскочили, Белорус перезарядил обрез и свалил еще одного, затем остальные сообразили укрыться за бронированным бортом и выставить в бойницы стволы ружей и автоматов. Водитель самохода затормозил, на руины обрушился град пуль. Разин выстрелил из второго обреза и присел, чтобы зарядить оружие.
Водитель «тевтонца», взметая кучи брызг, уводил свою машину из-под обстрела, сендер сдавал задом, и Туран продолжал стрелять. Монах уже понял, что, если подставит борт — ему конец, он маневрировал в воде, чтобы сендер оставался за спиной, наконец сумел набрать скорость и начал отрываться от преследования, расстояние стало возрастать, но тут «тевтонец» влетел в яму, которая была не заметна под водой и тиной. Передние колеса провалились, капот ушел под воду, волна захлестнула водителя, он выпрыгнул и скрылся в мутной жиже. Туран поливал свинцом волны вокруг брошенного «тевтонца», монах так и не показался. Капот погружался все глубже, корма задиралась, наконец «тевтонец» уперся во что-то твердое на дне, с гулким плеском всплыли и лопнули большие пузыри… А позади гремели выстрелы, трещали автоматы монахов, грузовик оставался напротив руин, и монахи, собравшиеся у левого борта, стреляли и стреляли по развалинам, не давали высунуться.
Туран расстрелял ленту до конца, последняя очередь прошила днище, ударила в бензобак, из пробоин хлынуло топливо, растекаясь по мутной воде широким радужным пятном. Выпустив рукояти, Туран откинул крышку ствольной коробки и наложил заранее приготовленную ленту, которую обмотал вокруг пояса. Утопил патрон в приемник, захлопнул крышку. Лязгнул затвор.
Он опустил ствол и выстрелил, целясь в корму «тевтонца». Пули высекли искру, и разлившееся топливо жарко вспыхнуло. Полузатонувший «тевтонец» охватило пламя, оранжевые языки рванулись к небу, к мутно-розовым разводам тумана, подсвеченным лучами восходящего солнца.
Альбинос повернул руль, чтобы выехать навстречу грузовику, но Туран крикнул:
— Нет, сдай назад!
Он крепче сжал рукояти, поворачивая пулемет. Раскаленный ствол дымился, исходил сизыми струйками, которые поднимались над сендером и вплетались в молочную кисею тумана, пронизанную красными лучами рассвета.
— Задним ходом! — крикнул Туран. Пригнулся, широко расставив ноги. Сендер пополз кормой к руинам, за которыми не смолкали выстрелы. Водитель грузовика видел столб огня и дыма над «тевтонцем», он не знал, что происходит впереди, понимал, что машина уничтожена и, стало быть, дальше ехать опасно. Но отступать он тоже не хотел, в кузове монахи стреляли, подбадривая друг друга криками:
— Бей, братья! Во имя Создателя!
Пули и заряды дроби щелкали по выщербленным стенам развалин, высекали искры, выбивая куски рыхлого от времени и химической отравы бетона. Белорус и Разин, спрятавшись за стенами, не решались поднять голову. Илай со своим копьем и прежде не высовывался, когда над правобережными холмами показалось солнце, старик напялил очки — единственное, что он сделал с начала схватки. На Разине был бронежилет, но и в этой защите он не рисковал выглянуть за стену. Белорус, ругаясь, двинулся вдоль нее, чтобы вылезти из бетонной коробки где-то позади. Перед носом звонко ударила пуля — монахи поднялись, они стреляли, уже стоя в кузове, потому что видели: из руин им не отвечают. Вот-вот жрецы сообразят, что могут, прикрывая друг друга огнем, покинуть грузовик и обойти развалины с тыла.
Из-за холма задом выполз сендер, управляемый Альбиносом. Туран приник к пулемету и дал длинную очередь в грузовик — загрохотала под ударами обшивка, с воем из кузова вылетел монах, в него угодила пуля, пробившая кабину навылет. Остальные присели, сместились в заднюю часть кузова — и тут Илай вскочил на поросший мхом искрошенный край стены. Мутант завыл, потрясая копьем, оттолкнулся — и взмыл в воздух. Взметнулся плащ, как крылья хищной птицы, трое монахов выстрелили, в разные стороны полетели клочки изорванной ткани…
Турану показалось, что ноги старика, распрямляясь, стали длиннее, чем положено, такой сильный вышел рывок. Илай, гулко ревя, перемахнул через борт и свалился на пол кузова, копье вонзилось в горло монаху, вооруженному автоматом. Тот рухнул на спину, захрипел. Руки в агонии сдавили оружие — очередь ушла вверх, в красно-серое туманное месиво. Илай развернулся, вырвав копье из горла жреца, ткнул острием в лицо другого и тут же, не оборачиваясь, всадил тупой конец арматурины в живот того, кто оказался сзади. Прут вошел неглубоко, на полпальца, но монах заорал от ужаса.
Туран снял с турели пулемет, спрыгнул на землю и побежал к грузовику. Распахнулась дверца кабины, на подножку ступил жрец, поднимая карабин. На ходу стрелять было неудобно, ствол пулемета прыгал в разные стороны. Туран дал короткую очередь, и водитель спрятался обратно.
Илай вертелся в кольце черных полуряс, жалил копьем, словно разъяренная змея, и продолжал выть. Казалось, что от его воя туман пошел волнами. Монахи увертывались, стреляли, спотыкались о скамьи, но мутант был проворнее, двигался быстрее и решительно наносил удары, он-то не опасался никого не задеть, чувствуя себя в душе неуязвимым воином. Кровь, запах страха, исходивший от монахов, крики раненых — все пьянило Илая. Он сражался, как в последний раз.
Монах-водитель, скорчившись на своем сиденье, врубил задний ход. Туран поравнялся с кабиной, поднял пулемет и надавил гашетку. Вмиг дверца стала похожа на решето. Под грузовиком скрежетнуло, мертвый водитель завалился на бок, вывернув руль, зацепил рычаг переключения скоростей. Машину повело вбок, в лужу… те, кто дрались с Илаем в кузове, отпрянули в стороны, к бортам в поисках опоры.
Альбинос, разогнав сендер на прямой передаче, врезался в грузовик, подтолкнул, и тяжелая машина, увязнув в топкой грязи, стала медленно погружаться.
Илай бросился на опешивших монахов. Разин перемахнул стену и побежал к самоходу, крича:
— Стой! Стой, дед! Одного хотя бы оставь!
Но было уже поздно. Когда Разин по пояс в воде Добрел к увязшему самоходу, Илай прикончил всех, кто находился в кузове. Он прыжком взлетел на кабину, взметнул к серому туману копье и взревел. Плащ его, уже превратившийся в лохмотья, развевался, как знамя, с окровавленного арматурного прута летели брызги, красное солнце отразилось в больших стеклах очков, будто глаза запылали алым…
Разин подпрыгнул, вцепился в борт, подтянулся, оглядел кузов и соскользнул обратно. Сердито сплюнул в черную воду.
— Да чтоб тебя! Я ж говорил, одного в живых оставить!
Туран повернулся к развалинам, ища взглядом Белоруса. В сендере выпрямился Альбинос, глянул на старика снизу вверх:
— Илай, ты как?
Мутант опустил копье и вдруг ссутулился, поник. Он больше не походил на демона-победителя.
— Целый я.
— Что ж так бросаешься, осторожней будь.