Я побоялась, что если вернусь в гостиницу, то приму таблетку, поэтому пошла по шоссе А82, зная, что где-то между деревней и замком стоит хутор Маккензи.
Склон холма был усыпан домиками, и я ненадолго останавливалась перед каждым, гадая, не здесь ли Анна и ее родители. В конце концов я дошла до замка и поняла, что миновала их дом.
Разрушенные башни выглядели сейчас совсем иначе, чем когда я смотрела на них с воды. Замок был окружен широким сухим рвом, поросшим высокой травой и густым кустарником; я приподняла пальто и пошла напролом, через ров, не обращая внимания на колючки, цеплявшиеся за подол.
Рядом с входом лежал огромный обломок камня, вернее, камней, потому что их скреплял раствор, и они по-прежнему упрямо сохраняли прямые углы. Казалось, кто-то оторвал кусок от угла зачерствевшего пряничного домика и бросил его на пол.
Я помедлила под входной аркой, где когда-то был подъемный мост, представляя себе всех тех, кто много столетий ходил по нему внутрь и наружу – и каждый нес с собой смесь желания, надежды, ревности, отчаяния, скорби, любви и любых других человеческих чувств; смесь, которая делала каждого неповторимым, как снежинка, но вместе с тем неразрывно связывала его со всяким человеческим существом от начала времен до их конца.
Я прошла внутрь и сразу направилась к башне. В ее мрачном нутре я обнаружила винтовую лестницу, по вытертым ступеням которой осторожно забралась наверх. Ступени были такими узкими, что мне пришлось обеими руками держаться за стены.
На втором этаже я остановилась, чтобы выглянуть наружу, но тут же спряталась обратно.
У арки, ведшей к воде, стоял Энгус. Он долго смотрел на озеро, гладкое, словно по нему прошлись утюгом. Потом склонился, поднял ружье и связку кроликов и обернулся. Я спряталась еще глубже в тень, хотя смысла в этом не было – Энгус сразу пошел к главным воротам и покинул замок, даже не глянув вверх.
Легкий снежок превратился в снегопад, а потом, не успела я опомниться, в метель. Выбора у меня не было, нужно было возвращаться в гостиницу: остаться в башне значило бы замерзнуть насмерть.
Роны не было ни наверху, ни в зале, и, хотя несколько часов назад мне не терпелось от нее скрыться, мне так нужна была чашка чего-нибудь горячего, что теперь я так же отчаянно хотела ее найти. Я надеялась, что смогу жестами показать, что мне нужно, а она окажется достаточно понятлива. Сделав глубокий вдох, я вошла в кухню. Когда мой взгляд упал на деревянный стол и только что освежеванных кроликов, лежавших на нем, я остановилась.
Энгус стоял возле раковины, без рубашки, спиной ко мне и мыл руки.
Я знала, что мне следует уйти, но не могла. Я приросла к месту, следя за ритмичным, чередующимся движением его лопаток, когда он набирал воду сперва в одну ладонь, потом в другую и плескал выше локтей, смывая мыло.
Не знаю, что меня выдало, но он обернулся и увидел, что я за ним наблюдаю.
Сердце забилось в горле, но отвести взгляд я не сумела. Через несколько секунд он выпрямился, не сводя с меня глаз, и нарочито медленно обернулся, оказавшись ко мне лицом.
Его грудь и живот покрывала сеть толстых бугристых шрамов – красных, розовых, лиловых, даже белых. Они остались не от колотых ран. Кто-то втыкал в Энгуса зазубренное лезвие и рвал его плоть, снова, и снова, и снова.
Я замерла, пытаясь это осознать.
– Ох, Энгус, – прошептала я, прижимая ладонь к губам, поспешно сделала несколько шагов в его сторону и остановилась.
Он грустно улыбнулся и поднял руки ладонями от себя. Потом, через пару секунд, снова отвернулся к раковине.
Я протянула руку, словно хотела к нему прикоснуться, хотя нас все еще разделяло добрых четырнадцать футов. Но иллюзия была полной, и я позволила своим дрожащим вытянутым пальцам пройтись вдоль его плеча. Потом, поняв, что делаю, я бросилась в свою комнату.
Я вынимала таблетки и снова прятала их не меньше трех раз. Не зная, что с собой делать, я в конце концов принялась ходить между кроватью и окном, четко поворачиваясь на каблуках, как солдат.
Развеял ли он мои подозрения по поводу могильного камня? Его сочли погибшим, а он как-то выжил? И что, во имя Господа, с ним случилось? Я не могла перестать думать об этом.
Эллис стукнулся в мою дверь, как только они с Хэнком вернулись, и потребовал, чтобы я с ними выпила. Я попыталась отговориться расстройством желудка, но он опять пригрозил вызвать врача и сказал, что на этот раз говорит всерьез.
Когда мы шли к лестнице, Эллис ударился о стену. Он был пьян в стельку.
Мы заняли обычные места у огня. Первоначальное воодушевление, с которым Эллис и Хэнк принялись беседовать с очевидцами, сдулось спустя всего три дня, усугубившись еще и тем, что Эллис был зол из-за того, что ему не дали посмотреть на место падения бомбы, хотя они объехали все озеро, чтобы туда попасть.
Он излагал подробности вылазки, с удобством сидя на диване, и кипятился, обещая «воздействовать через начальство», «снять с кого-то голову» и тому подобный вздор. В конце концов поток его красноречия обратился на интервью с очевидцами. Он открыл записную книжку и стал тыкать в нее пальцем.
– Два горба, три горба, четыре горба, без горбов… Голова, как у лошади, как у змеи, похоже на кита, извивается. Белая, мать ее, грива, во имя всего святого!
Он обреченно вскинул руки.
– Еще одно в чешуе. Глаза, как у змеи, глаза на стебельках, вообще без глаз. Переходит дорогу, жуя при этом чертову овцу. Серое, зеленое, черное, серебристое. Со спинным плавником, с ластами, кругом одни руки, лишено конечностей, бивни. Бивни, бога ради!
Он бросил на меня разгневанный взгляд, словно я позволила себе обидное замечание. Когда я не ответила, он повернулся к Хэнку:
– Вертикальные колебания. Раздувающиеся ноздри. Выдры. Олени. Одержимый любовью осетр. Гигантский кальмар. Гнилые коряги, всплывающие со дна. Единственное, про что нам не рассказали, это про огнедышащее чудовище с крыльями.
– Уверен, еще расскажут, – ответил Хэнк.
Он откинулся назад, положив ногу на ногу, и выпустил кольцо дыма.
– Как ты можешь так спокойно об этом говорить? Как, черт возьми, нам понять, где здесь правда, когда многие из них нам явно врут?
– Перестать им платить, как еще, – сказал Хэнк.
Он успешно пропустил маленькое дымное колечко сквозь кольцо побольше. Склонился вперед и ткнул меня в колено.
– Мэдди, ты это видела?
– Видела, – ответила я.
Энгус, смотревший на нас из-за барной стойки, тоже видел.
– Если приучишься курить, я тебе покажу, как делать всякие штуки, – продолжал Хэнк. – Вот, смотри…
Он выпустил вертикальную петлю и снова втянул ее в рот.
– Хэнк, да бога ради! – сказал Эллис. – Вернись к теме. Если мы перестанем им платить, они не станут с нами встречаться.