– Пайпер…
– Позволь мне закончить. А знаешь, когда я почувствовала себя счастливой? Не в тот вечер, когда мы танцевали на набережной, и не во время поездки в английскую деревню. Даже не когда мы занимались любовью. А тогда, когда ты сидел рядом со мной в поезде и жаловался, что в Англии готовят отвратительный кофе, когда слушала, с каким воодушевлением ты рассказывал о той ужасной фреске. Я была счастлива, что ты был рядом со мной и считал возможным поделиться самым сокровенным. Благодаря тебе Париж для меня стал другим.
Она видела, что ей удалось пробить его доспехи. По лицу Фредерика пробежала тень.
– Так у всех бывает в начале романа. Скоро пройдет.
– Я не хочу, чтобы это проходило. Я влюблена в тебя, Фредерик.
Она потянулась и поцеловала его, давая возможность губам выразить все, что она не договорила. Он ответил ей, но через несколько секунд уже подался назад, стараясь вырваться из ее объятий.
Фредерик, неужели ты сможешь сказать, что не любишь меня?
Он взял ее за плечи и оттолкнул.
– А теперь уходи, – прошептал он.
– Будь все проклято! – воскликнула Пайпер и ударила его кулаками в грудь. – Я ненавижу твоих родителей! Знаешь, за что? За то, что ты стал таким упертым только потому, что их брак не удался. За то, что твой отец был законченным эгоистом. Ты никогда не задумывался о том, что отец, например, вовсе не желал зла твоей матери? Он просто постоянно жалел себя. Посмотри на эту ситуацию с другой стороны, Фредерик. Ты сейчас ведешь себя как твой отец.
– Я не похож на отца.
– Верно. Ты не пытаешься затащить кого-то в пропасть следом за собой, нет, ты просто отталкиваешь всех, кому ты дорог. К черту всех с их чувствами!
Фредерик молчал, не глядя на нее. Он опять повернулся к башне и отдалился от этого мира. Они оказались там же, с чего начали. Два одиноких человека, готовых разбить друг другу сердце.
Пайпер поняла, что у нее больше нет сил. Выражение лица Фредерика подсказало ей ответ на вопрос: есть ситуации, которые невозможно изменить, сколько ни старайся.
– Я уезжаю в Глостершир, – сказала она. Это был запасной план, она надеялась, что он ей не пригодится. – Миссис Лестер сказала, что в любое время будет рада видеть меня на своей кухне, и я принимаю ее предложение. Я сейчас соберусь, и ты больше никогда меня не увидишь.
Дойдя до середины комнаты, она повернулась. Уйти, не высказав все, что хотела, она не могла.
– Знаешь, необходимость в помощи и постоянная жалость к себе не одно и то же. К сожалению, твоя душевная слепота не позволяет тебе это понять. Ты всегда был таким, и эта слепота не позволяет тебе увидеть еще много очень важных вещей.
Пайпер удалилась в свою комнату и начала собираться. Фредерик не зашел к ней попрощаться, впрочем, она и не ждала его.
Она вышла из дома, и ее приветствовали лишь яркие огни Эйфелевой башни. Именно она навсегда останется для нее символом Парижа. Напоминанием о хорошем и плохом, произошедшем в этом городе. Пайпер достала телефон, сделала последнюю фотографию и улыбнулась на прощание.
Фредерик думал о том, что время решило над ним подшутить. Когда рядом была Пайпер, оно пролетало стремглав, и проведенные вместе дни закончились прежде, чем он успел осознать, сколько же времени прошло. Последние же сорок восемь часов с ее отъезда тянулись непривычно медленно.
Нет, у него было много дел, и он был постоянно чем-то занят. Бывал в университете и учил студентов, потом ехал в клинику и учился сам у доктора Дусетта. Профессиональные и общественные дела не давали расслабиться, он ложился поздно. Зрение еще немного ухудшилось, но на его образ жизни это не повлияло. Проблема была одна – он скучал по Пайпер.
Последнюю ночь он пролежал в постели без сна, вспоминая проведенный в аббатстве день. Ее синие глаза, которые он помнил еще очень отчетливо. События того дня были особенно дороги ему, ведь тогда он в последний раз видел все достаточно четко, судьба милостиво подарила ему возможность наблюдать красивейшие картины перед последним закатом. Странно, он был уверен, что постарается сохранить навсегда в своей памяти дорогие произведения искусства, возможно, башню, ставшую его верным другом. Сейчас свет огней виделся слегка размытым.
Теперь же он знал, что больше всего хочет навсегда запомнить глаза Пайпер. Эти воспоминания он не променяет и на тысячу башен.
Господи, как же он по ней скучал. Даже дышать без нее было трудно. Ему не хватало воздуха, а воротник рубашки постоянно сдавливал горло. Он скучал по звукам ее голоса, ее умиротворяющему аромату, прикосновениям рук. И винить во всем он должен только себя.
Хорошо, что она сейчас в другой стране. Незнакомые люди любуются ее улыбкой. Он был уверен, что Пайпер планирует в скором времени вернуться в Америку.
Болван! Она ведь могла быть с тобой, а вместо этого ты решил расстаться с ней навсегда.
Знаешь, необходимость в помощи и постоянная жалость к себе – это не одно и то же. Отец нуждался в помощи. Постоянно. Он помнил день из детства, когда просил отца отвести его к Эйфелевой башне, но тот отказался, сославшись на большое количество народа. «Я не смогу один справиться с этой толпой», – сказал он. Тогда Фредерик пошел с няней, а мама осталась дома, потому что отец не хотел быть один. Он не желал быть среди людей и не мог выносить одиночество.
Был ли в его жизни хоть один день, когда отец не напомнил бы ему, что он слепой? Сколько же семейных встреч они пропустили из-за этого! Сколько праздников отменили! Отец использовал слепоту как щит и требовал, чтобы все вокруг считались с его болезнью.
Неужели он, Фредерик, поступает так же? Неужели его желание нести свое бремя в одиночку – другая сторона того же эгоцентризма?
Он постарался дышать медленнее и закрыл глаза. Умом он понимал, что разрыв с Пайпер был необходимым и правильным шагом. Сердце же терзалось от желания оказаться рядом с ней. Он всегда старался следовать советам ума и добился того, что сидит в одиночестве, ощущая лишь боль в разбитом сердце.
Нет, так быть не должно. Он может поехать в Англию. И что потом? Умолять ее вернуться и позволить рискнуть своей и ее жизнью?
Лучше рискнуть, чем жить так, как он провел последние сорок восемь часов. С Пайпер жизнь имела ценность, без нее каждый день был просто днем.
Пожалуй, настало время слушать свое сердце.
– И я спросил себя: к чему эта игра? У меня нет причин цепляться за это полотно, когда Анна Даченко в Бостоне так в нем нуждается. Можете сказать ее племяннику, что я буду счастлив продать ему картину.
Джон Аллен открыл бумажный пакет и достал аппетитное печенье с черникой. Миссис Лестер сразу оживилась.
– Должна вам сказать, что у нас найдутся прекрасные сладости.
– Не сомневаюсь, мадам, что вы превосходно готовите, но эти без глютена. Я сам пеку их из специальной муки. Попробуйте.