На неведомых тропинках. Шаг в темноту | Страница: 42

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Я застонала, не в силах больше выносить детского плача, повалилась на пол и свернулась клубком.

— Найдите их! Найдите их! Пусть перестанут, — просила я, всхлипывая.

— Все, ветер. Ты видишь, она сама хочет их найти, — раздался откуда-то сверху голос Ленника. — Очень хочет, но не может.

Крики стали истончаться, будто их источник уходил все дальше и дальше. А потом кто-то повернул рукоять, и все звуки смолкли, на уши обрушилась ласковая тишина.

— Убедился?

Ответом ему было низкое рычание.

Я осторожно убрала руки с головы. Ничего. Открыла глаза. Рядом стоял Тём, взгляд горел яростью, но он ее сдержал, пока, отвернулся, перешагнул через меня и пропал из виду.

Зазвонил телефон. Простой звук, поразивший меня своей обыденностью. Ленник достал из кармана трубку, встал и отошел, что-то и кому-то отвечая. Я не вслушивалась. Все, чего я хотела, это лежать вот так, в тишине. Но с моими желаниями не считались. Ну, почему они не могут убраться к себе и там решать свои большие мужские проблемы, оставить, маленькую, меня в покое.

— Я знаю, где они. — Голос Семеныча доносился от входной двери.

— Где? — Тём развернулся к вошедшему старосте.

— В filii de terra, — вместо него ответил баюн. — Меня вызывают, нужно убедиться, что они те, за кого себя выдают.

Я уцепилась за диван и подняла голову. Охотник посмотрел на Ленника, на Семеныча, на меня, беззвучно оскалился и пнул стул, отшвырнул от себя стол, монитор грохнулся об пол, клавиатура взлетела и приземлилась на кухонную плиту, мышь повисла на шнуре, зацепившись за ножку. Еще один яростный удар — и еще один, системный блок, стоящий на полу падает. Ветер пинает и пинает бессловесное устройство, мелкие куски пластика разлетаются по ковру.

Я отвернулась, вытирая лицо руками. На пальцах остались темно-красные разводы, из носа шла кровь. Что ж, это лучше, чем быть для охотника игрушкой для битья.


Геронтопсихиатрический центр не изменился. За прошедшие два с половиной месяца внешнего круга листва пожелтела, с реки тянуло сыростью, начало октября баловало нас мелкими, но частыми дождями.

Лето закончилось дней пять назад. Как бы ни расходились пути нашего времени и человеческого, погода была у нас общая, как и время года, я даже подозреваю, нам светило одно и то же солнце. Разве что встает и садится оно с разной частотой: для нас реже, для людей чаще. В нашем году тоже триста шестьдесят пять дней, но за эти дни в нашей тили-мили-тряндии десять раз лето сменится осенью, осень зимой и десять раз к нам заглянет весна. Мы давно привыкли, что лето пролетает дней за десять, как и осень, и зима, и весна. Время не шло, для нас оно летело, поэтому мы так торопились жить.

Свое «правильное» летоисчисление вели правители, вернее, их историки, архивариусы и летописцы. Простая нечисть жила по человеческому времени и не тужила. Дни, месяцы, годы отсчитывались по обычному календарю, пусть они и мелькали секундами.

Для меня прошла неделя. Семь дней — и уже разгар осени. Небо заволокло тучами, солнце то и дело скрывалось за серой пеленой, разрастающейся до горизонта. Меня больше не беспокоили, не извинились, конечно, но кое-какие изменения я почувствовала. К примеру, мне без проблем разрешили очередную авантюру, до которой я додумалась, целыми днями лежа на диване, морща лоб и гоняя тоску в полном одиночестве. Пашка, вернувшись в Юково, нанесла дежурный визит и предпочла держаться подальше от моего дома и поближе к своему. Седой демон вернулся в Серую цитадель. Тём если и был наказан, то это никак не сказалось ни на внешнем виде, ни на поведении.

В filii de terra нет телефонов. Там они не работают, так что набирать номер мобильного Милы не имело смысла. Еще один мертвый номер в списке контактов. Вряд ли Мила сможет покинуть землю детей до того, как Игорь вырастет. Если хочет жить, конечно.

Я припарковалась рядом с на удивление знакомым темно-синим «Пассатом». Знать бы, к чему эта встреча, в последнее время в нашей тили-мили-тряндии меня принято сторониться. Я вышла под моросящий дождь, накинула капюшон. Падальщик привалился к дверце.

— Привет, — поздоровался он.

Я подняла бровь и ничего не ответила, с сомнением приглядываясь к Венику. Ничего хорошего такая встреча не сулила, неужели старик отозвал разрешение?

— Голова у тебя железобетонная, — он усмехнулся, — когда ж тебя пробьет-то?

— Давай без загадок, — попросила я. — Говори прямо, чего надо?

— Учиться с ножиками обращаться еще не передумала?

Я молчала.

— Могу помочь, — он встрепенулся, — только уж извини, не на серебре. Прошлого раза более чем достаточно.

Мужчина задрал рукав до локтя. На внутренней стороне руки ярким пятном ожога горел отпечаток широкого лезвия.

Это было подобно пробуждению, сквозь странный сюрреалистический сон прорвалась реальность. Ничего нового в голове не появилось: ни откровений, ни воспоминаний. Они всегда были там. Память никто не изымал. В этих коридорах и хитросплетениях событий стояло зеркало, и каждый раз, когда от меня требовали правды, я подходила к нему вплотную, видела и не видела, коридор продолжался, но нужного воспоминания не было. Я не могла озвучить то, чего не было, как бы меня ни просили, как бы ни уговаривали, как бы ни пытали. Как же мы рисковали. Без страховки, без запасного плана, без гарантий.

Я смотрела в карие с серыми крапинками глаза Веника и никак не могла поверить, что у нас все получилось. Мы все живы. Святые! Я закрыла глаза…


…думай, думай, — скомандовала я себе. Раздавшийся в тишине дома треск заставил меня подпрыгнуть. Девушка вскрикнула, Игорь тихонько захныкал.

В спальню, минуя дверь, на которую я сейчас смотрю, можно попасть через окно. Похоже, для разнообразия мне сломали раму, а не дверь.

Я сидела на диване, и потому первым делом дернула на себя подлокотник. Под декоративной панелью была узкая, как пенал, ниша, в темноте которой поблескивало серебро. Я схватила охотничий нож, он был крупнее стилета, а значит, нанесет больше вреда. Иллюзий я не питала, друзья через окно не ходят, разве что соседи…

В комнате Веник прижимал Милу к кровати, зажимая рукой рот, рядом недовольно сучил ножками ребенок, он был не в восторге от пробуждения.

Я кинулась на гробокопателя, он закрылся рукой, другой, продолжая сдавливать девушке лицо. Не будь я такой неумехой в обращении с оружием и не надень он в этот жаркий день футболку с коротким рукавом, все могло сложиться по-другому. Он ждал удара режущей кромкой и без сомнения выбил бы нож из рук. На что он не рассчитывал, так это на серебро вместо железа и на неловкость нападающего, вместо колющего удара я стукнула плашмя. Без понятия, как это у меня вышло, слишком все было быстро. Падальщик зашипел, отпрянул от девушки, поддерживая обожженную руку второй. Мила пискнула и перекатилась на другую сторону кровати, схватив малыша, который, оказавшись на руках у матери, довольно крякнул.