Между тем антивандальное зеркало в лифте призывало: «Добьемся увеличения пенсий в четыре раза!»
Лифт упруго затормозил на пятом этаже, в услужливую дверь вошла псина коровьей, черно-пестрой раскраски. За коровьей псиной — лупоглазенькая комсомольская активистка конца восьмидесятых годов прошлого века.
— Привет, Петрович! — закатила она сверкающие белки в антивандальное пространство лифта.
— Привет, соседка… — Петрович невольно подобрал требуху.
— Все бегаешь, жирок растрясаешь?
— А что, есть какие-то предложения?
— Да лучше бы избыток энергии пускал в нужное русло, — пошловато хихикнула комсомолка горячих восьмидесятых.
Лифт плыл вниз, псина обнюхивала Петровича, тот невольно прикрыл футболистским жестом самое уязвимое место.
— Этот вопрос надо поставить на обсуждение, — ответил Петрович в тон бывшей комсомолке с редким для советских времен именем Берта.
Лифт, еще до обсуждения этого вопроса, распахнулся. Псина на поводке поволокла хозяйку вон.
За дверьми подъезда ждала преисподняя октябрьской слякоти. Осенний город еще спал в последнем зябком полусне. Лишь мутные фонари отражались в разбавленных луной лужах. Петрович подтянул брюшко и побежал в сторону школьного спортгородка.
Утренний бег толстолобика насторожил уазик частного охранного предприятия «Пантера». Машина, спрятавшись рыльцем в безалаберном кустарнике, охраняла покой круглосуточной торговой точки «Бытовая химия», ну и прилегающего к ней микрорайона. Установка городских властей: надо привлекать к охране общественного порядка частные охранные предприятия.
Внутренности уазика зашевелились — охранники растолкали друг друга:
— Смотри, мужик от кого-то убегает.
— Может, запоздалый хахаль от телки бежит?
— Слушай, а это не тот, который белье с балконов снимает по ночам? Помнишь, шеф говорил, что в этом микрорайоне появился какой-то урод, который белье ворует с балконов.
— А ну, поехали за ним по-тихому. Свет не включай.
— На хрен этот дебил нужен! Шеф же сказал: главное — фейерверк сегодня устроить… Да и за ларьком присмотреть надо.
— Ничего с твоим химбытом не случится.
Магазинчик «Бытовая химия», или, как его в округе называли, химбыт, работал круглосуточно и продавал страждущим спиртосодержащую жидкость «Антисептин — 95 %». Жидкость для мытья стекол именовалась в народе химкой.
Петрович, срезав угол, побежал через детский городок. В резном теремке что-то заелозило.
— Да не суетись ты… — донеслось полусонное и полуженское из сказочного жилья.
— Опять этот толстолобик дурью мается?
— А кто же еще… Вот дебил, в такую рань бегать…
Петрович услышал бурчание обитателей теремка и беззлобно матернулся:
— Заткнись там, блядво тряпочное…
Он знал, что в инфантильном резном теремке «прописались» две жилички-аристократки барачного типа — сестры Таня и Катя. Бездомницы боялись жить в дровяных сараях-клоповниках вместе с местными бомжами. В то же время аристократки не могли уйти из микрорайона. Это их малая родина. К тому же здесь в котельной, где работала посменно их третья сестра, можно было помыться и каждую третью ночь, когда она дежурила, поспать в тепле.
Петрович бежал трусцой дальше, грузно перескакивая через переполненные лужи.
Вдруг появилась соседская псина в коровьем окрасе и слегка напугала Петровича.
— Герда, ко мне! Ко мне, я сказала! — раздалось пронзительное из предутреннего полумрака.
Псина нехотя повернулась к хозяйке, позволяя взять себя на поводок.
Петрович уже не слышал, как коровью псину Герду поводком наказывала хозяйка. Та только повизгивала в недоумении: за что?
— За что ты ее? — подала голос с детской площадки одна из аристократок барачного типа.
— Твое какое дело? Сиди в своей берлоге, пока не натравила собаку, — пригрозила бывшая комсомольская активистка.
Между тем осторожный уазик тихо, с погашенными фарами, двигался по тротуару. Внутри в кабине шел диалог:
— Кажется, это тот урод, что белье тырит.
— Да нет, толстолобик из четвертого подъезда дурью мается, от инфаркта бегает.
— А, да, точно, вон на спортгородок повернул.
— Правда, молодец мужик, — и чуть погодя: — А все-таки дебил, в такую рань бегать…
— Поворачивай к химбыту.
Уазик удалился в сторону круглосуточной бытовой химии.
Там происходило какое-то шевеление. Первый страждущий пришел за пузырьком антисептика, который состоял из 95 % спирта и 5 % бактерицидных веществ.
— Два флакончика, любезная, — произнес бывший интеллигентный человек и заслуженный рационализатор.
— Чем платить будешь? — из амбразуры показалась жгучая даже в полумраке брюнетка.
— Алюминий сдам сегодня, расплачусь. Ну дай, любезная…
— Только одну, под запись.
Уазик притаился под жидкой сенью уже облетевших кленов, так чтобы видно было и химбыт, и детскую площадку, и спортгородок.
Пыхтящий Петрович добежал до спортплощадки, неуклюже подрыгался на перекладине и завис на турнике просроченной сосиской. Пусть растягивается позвоночник сколиозный.
Школьный сторож, коротавший ночь в спортзале на матах, гневно забарабанил в окно:
— Какого хрена там болтаешься?
Петрович под дребезг стекла отвалился от перекладины, поднакачавшись железной энергией и растянув сколиозный позвоночник. Ему озорно хотелось такой же хреновиной ответить заспанному сторожу, да некогда было. Еще предстояло пробежать с километр мимо автостоянки и по лесопарку.
Дыхание стало ровным, легкие методично разворачивались, в той же области у Петровича возбуждалось самоуважение.
Вдруг Петрович споткнулся об выступ на тропинке и полетел кувырком.
— Твою царя мать… — он поспешно вскочил и машинально начал отряхиваться. Саднило колено и ладонь, которой он тормозил, падая. При экономном свете фонаря Петрович старался счистить грязь со штанов и куртки.
На плюх и мат примчалась запятнанная соседская псина Герда, вырвавшись от экс-комсомолки Берты. Животное деловито обнюхало Петровича. Тот, расстроенный, рявкнул на собаку:
— Пошла вон!..
— Петрович, ты не ругайся на нее, она ведь может обидеться и за задницу цапнуть, — подошла комсомольская активистка конца прошлого столетия. — Я же советовала свою энергию в другое русло пустить.
— Вот я в другое русло и направил, — пытался сдерживать досаду Петрович.
— Ты там суставы свои хромированные не повредил?