– Разве допустимо предоставлять свободу распоряжаться чем-либо тем, кто движим принципом: «себе схватить, а на остальных плевать»? – повернулся на эту реплику Олег. – Бессомненно, недопустимо. И невозможно. Потому-то вы на самом деле – ничего ни за кого не решаете, как бы вас ни уверяли в обратном. Даже и за себя самих не решаете. Вашими жизнями и судьбами владеют имеющие на то – нет, не право – но возможность. Такие же, как вы, только ухватившие побольше и вырвавшиеся подальше.
– Понятней говори! – потребовали из толпы.
– Понятней? Извольте… Ваши отцы и деды, выкопавшие котлован под Тимохин пруд, совершили трудовой подвиг во имя высокой цели. Что есть высокая цель? Напросте – то, ради чего отдаешь другим больше, чем оставляешь себе. А единственное, к чему стремитесь вы, прикрываясь громкими словами, повыгоднее продать этот подвиг. Разве не так? И, конечно, не судьба пруда вас более всего интересует. А – компенсация за него. Не за этим ли вы сюда пришли?
– Лично я – нет, – ответил ему протолкнувшийся вперед мужичонка, держащий под мышкой гармонь. – Мне-то компенсация точно не светит. Я только в этом году в Кривочки переехал. Не, понятное дело, если б можно было, я б тоже не отказался… – с надеждой добавил он.
– Компенсация по спискам выдается, – важно обрезал его Гаврила. – Так что – накося выкуси. Если всем пришлякам отстегивать, себе не хватит.
– Да я ж и не требую… Понимаю…
– А чего приперся?
– Все приперлись, и я приперся. К тому ж – наливают, весело…
– Ваши отцы и деды совершили трудовой подвиг! – повысил голос Трегрей. – А вы? Что вы способны совершить? Ничего! Ни-че-го!.. Вы не способны ничего создать. Вы способны только продать и купить. Почему? – откликнулся он на взметнувшуюся вдруг короткую волну негодования. – Потому что утрата высоких идеалов неизбежно ведет к утрате способности созидать!..
Олег вдруг сбился. Оглянулся несколько раз по сторонам, точно явилось ему что-то в воздухе, недоступное другим. Мотнул головой, словно отгоняя это видение.
– Более того… – заговорил он снова. – Вы, уверенные, что вокруг все такие же, как и вы, не способны даже и поверить в искренность чьих-либо высоких намерений! И поэтому тоже: предоставить вам возможность решать что-либо за кого-нибудь и даже за самих себя – преступная ошибка. А долг власти… истинной власти, власти по праву – не дать этой ошибке случиться. Следовательно – пруд будет осушен, а на его месте разбит парк…
Он снова замолчал. Снова порывисто огляделся. И вдруг поднял руку – то ли для того, чтобы от чего-то защититься, то ли для того, чтобы что-то схватить…
– Олег! – позвал выбравшийся из машины Сомик. – Что с тобой?
– Да он того!.. – определил Гаврила. – Не в себе!
– Отравили! – осенило и деда Лучка. – Трегрея отравили! Отца родного! Вот и понес чушь…
– Кто отравил-то? – спросил Гаврила.
– Да холуи его! – уверенно ответил Лучок. – Они и отравили. Чтоб он, значит, не мешал им беспредельничать, народ грабить!..
Толпа опять зашумела. И в шум этот, ползучий и вязкий, вонзился мощный рокот нескольких автомобильных двигателей: к Тимохину пруду вывернули с кривой улочки одна за другой три машины – патрульная ППС, гражданская иномарка с ведерком синей сигнальной сирены на крыше и громоздкий, тускло отсвечивающий металлическими облупившимися бортами автозак.
– Атас, менты! – крикнул кто-то.
Несколько человек сгоряча припустили вдоль берега, но большинство расходиться не спешили, видимо, рассудив, что сил подъехавших правоохранителей на всех явно не хватит.
Из иномарки показались трое мужчин в штатском, почти одновременно с ними патрульную машину покинула четверка полицейских, вооруженных автоматами. Все семеро направились к Трегрею, возвышавшемуся над толпой. Люди расступились перед семеркой.
Олег стоял на капоте опустив руки, ждал, пока к нему приблизятся. Было заметно, что он побледнел. Ярко заголубела вспухшая жилка на его виске.
Витязи, расталкивая собравшихся, двинулись было наперерез полицейским, но Олег предупредительно мотнул им головой: не надо… Да они и сами остановились, разглядев среди троицы в штатском – Нуржана. Рядом с ним держался плотный темнолицый мужчина, похожий на упакованное в костюм дубовое бревно.
– Олег Гай Трегрей? – неожиданно высоким голосом проговорил этот мужчина.
Олег молча кивнул. Он не смотрел на задавшего вопрос, он смотрел на Нуржана.
– Вам придется проехать с нами, – заявил мужчина.
Трегрей провел ладонью по губам.
– Она жива? – спросил он у Нуржана.
Тот, потупившись, коротко мотнул головой.
– Не успела… – выговорил Трегрей. – Как это случилось?..
– Один удар, – отведя взгляд, сказал Нуржан. – В сердце. Профессионально, точно… Анонимный звонок в полицию – едва ли не в момент убийства. Впрочем, она еще была жива, когда подъехала «скорая»… к большому удивлению врачей. Ее увезли в больницу, но… – он развел руками, – надежды никакой…
– Олег Гай Трегрей!.. – начал было бревноподобный. Нуржан перебил его:
– Олег, удар был нанесен кухонным ножом. Вашим кухонным ножом. И сосед… его показания… Поэтому…
– Я понимаю, – сказал Олег.
– Вам придется проехать с нами, Олег Гай Трегрей! – еще громче и еще тоньше выкрикнул спутник Нуржана, недоверчиво и испуганно косясь на витязей.
Третий сотрудник в штатском вытащил удостоверение, задрал его над головой и, хотя никто из тех, кто был у пруда, не выражал намерения предпринимать какие-либо действия, отрывисто забрякал:
– Спокойно! Всем спокойно! Всем сохранять спокойствие!..
– Олег?.. – позвал Женя Сомик.
– Оставайтесь на месте, – откликнулся Трегрей.
Он снова глянул на Нуржана, тот едва заметно кивнул.
В руках одного из автоматчиков негромко, но почему-то очень отчетливо звякнули наручники.
– Отравили! – убежденно заявил дед Лучок. – И ментам еще сдали для верности! То есть, ой… – осекся он под неприязненным взглядом автоматчика. – Сотрудникам полиции, я хотел сказать, сдали…
– Руки! – приказали Трегрею.
Он покорно протянул сложенные лодочкой ладони вперед. На его запястьях сочно щелкнули, сомкнувшись, стальные челюсти наручников.
Автоматчики повели Олега к автозаку.
* * *
Кузя подремывал за рулем бензовоза, припаркованного на обочине трассы – на самом выезде из города, неподалеку от контрольно-пропускного пункта ГИБДД.
Подремывал, периодически в голос – с завываниями – зевая (в кабине, кроме него, никого не было) и поглядывал на дисплей мобильника. Мысли Кузи в прикрытой кожаной кепкой голове журчали лениво и сонно, как речная вода под мостом. Негромко побулькивала необязательная музыка из автомобильного радиоприемника – изредка сменяясь бодрым бормотанием зачитывающего новости диктора.