Слова эти предназначались не заведующему, а тому, кто сидел рядом с ее койкой на придвинутом стуле, держал ее за руку.
– Знала, а ничего не сказала, – хрипловато произнес Олег со странной смесью упрека и облегченного успокоения в голосе.
– Говорила, как же! – улыбнулась Ирка поярче, но все равно слабо, не так, как всегда. – Сколько раз я тебе говорила, что у меня сердце всегда не на месте! Я так с детства привыкла говорить всем…
– Поди догадайся, что ты имела в виду…
– А я и не хотела, чтобы кто-то догадался. Чем тут хвастаться-то? Это же… уродство какое-то… Аномалия!..
– Феномен, – снова смягчил выражение заведующий.
Он помедлил немного, покрутил еще пальцами и, вкрадчиво понизив голос, снова обратился к Ирке:
– Может быть, вы все-таки позволите студентам осмотреть вас? Они ведь с подобными случаями только в литературе встречались, а тут такая возможность выпала на натуре ознакомиться?..
Вот ему зачем обязательно нужен был этот нейтральный «феномен» вместо леденящей «аномалии»!
– Чтобы ваши студенты меня за грудь щупали? – Ирка даже приподняла голову от плоской больничной подушки. – Я же сказала, нет!
– Не «щупали», а «пальпировали»! – опять прибег к эвфемизму заведующий. – И вовсе не ради удовольствия, а исключительно во имя науки! Которая, на минуточку, спасла вашу жизнь! Операция, конечно, вышла несложной – никаких важных органов и сосудов лезвие ножа не задело, но не забывайте о том, что вследствие травмы вы находились в состоянии глубокого шока, а это могло дать неожиданные осложнения!
– Нет, нет и еще раз нет! – сжала еще сильнее побледневшие от этого губы Ирка.
Заведующий еще раз качнулся на каблуках, кашлянул и, спрятав руки в карманы халата, вышел – кажется, обиженный.
И остались Олег с Иркой вдвоем. Олег все держал ее ладонь в своих, не отпускал.
– Я очень виноват перед тобой, – начал было он.
– Да при чем здесь?.. – болезненно сморщилась Ирка. – Тебе ведь и самому досталось, да?
– С моей головы и волоса не упало, – ответил Трегрей и словно в доказательство провел рукой по коротко остриженной макушке. – Благодаря Нуржану. Склад ума у него, видишь ли, такой… аналитический. Как и полагается настоящему полицейскому. А я в тот момент едва ли мог мыслить конструктивно. А Нуржан молниеносно выхватил суть. И пока ехал в Кривочки, все успел обдумать. Анонимный звонок о покушении поступил в полицию едва ли не в минуту собственно покушения. Значит, Охотник торопился застать определенный момент. Зачем ему надобно было спешить? Да напросте, потому что вовсе не ты была его конечной целью. А я. Он ведь не распыляет силы на наших родных и близких, чтобы только нас запугать, – это очевидно. Следовательно, покушение на тебя могло быть лишь частью замысла. Удар был нанесен… – он дернул уголком рта, – обыкновенным столовым ножом, нашим столовым ножом. А не принесенным с собой оружием. Сосед дал показания именно на меня, на что был – это уже выяснили – предварительно запрограммирован. Чего же добивался Охотник? Расчет был на то, чтобы меня, предполагаемого убийцу, как можно скорее задержали. Дальше – понятно. Определить мое местонахождение отнюдь не сложно. И устроить ловушку на единственной дороге, напрямую соединяющей Кривочки и Саратов, той самой дороге, которую мы же и строили, – проще простого. Закованный в наручники, помещенный в замкнутое пространство спецавтомобиля – я бы, пожалуй, не сумел отразить нанесенный внезапно атакующий выпад. И оказался бы жертвой очередного несчастного случая… Автозак был пуст. Меня везли следом, в легковой машине…
– Хватит! – жалобно попросила Ирка. – Не надо!.. Ничего больше не хочу об этом слышать! Ничего не хочу знать!..
– Как скажешь… Извини.
Они помолчали немного. Дверь палаты вдруг приоткрылась, и в образовавшуюся щель просунулась голая веснушчатая голова заведующего хирургическим отделением.
– Красивых женщин, – с неумелой и неловкой умильностью сказал заведующий, – принято воспевать в балладах и романах! Неужели вы не хотите, Ириночка, чтобы кто-нибудь о вас книгу написал? Ну, в смысле… диссертационную работу – на тему вашей декстрокардии?.. Ваш случай, конечно, не исключительно редкий, но, как я уже отмечал, не так уж и часто встречающийся…
– Очень вас прошу, оставьте нас с мужем хоть на минуту одних! – уже, кажется, серьезно разозлилась Ирина.
– А вы подумайте еще, подумайте!.. – Лысина заведующего, как черепашья голова в панцирь, стала втягиваться в щель между дверью и косяком. – Вам у нас в отделении еще как минимум две недели лежать…
– Я тебе сейчас очень важную вещь скажу… – вдруг тихо проговорил Олег, дождавшись пока старчески шаркающие шаги заведующего стихли за закрытой дверью палаты.
– …Только ты не обижайся… – отчего-то, видимо, от растерянности, ляпнула, усложнив звучание фразы нарочитым кавказским акцентом, Ирка. И тут же выжидающе замолчала.
– Да, – вдруг согласился Трегрей, видимо, не узнав киноцитаты. – Только ты не обижайся… Знаешь, я как-то раньше не понимал, что ты… всамдели меня любишь. То, что с нами было, как мы встретились, как стали жить вместе… я воспринимал некоей данью природе. Мол, так устроено живое существо, что невозможно ему всю жизнь прожить в одиночестве. Даже… досадовал иногда, что не смог противостоять повседневности, не сумел устроить свою жизнь так, чтобы ничего не мешало моим… моим…
– Высоким устремлениям, – договорила за него сделавшаяся очень серьезной Ирка.
– Высоким устремлениям, – со значением повторил эти слова Олег. – А ты… сражалась за меня со мною же самим…
– Посуду била… – в тон ему произнесла Ирка, чувствуя невольную радость: ведь если Олег говорил с ней об этом, значит, теперь все не так, значит, теперь все изменилось. И это придало ей уверенности.
А вот сам Трегрей выглядел непривычно растерянным. С трудом подбирая слова, беспрестанно моргая и морщась, он около минуты комкал во рту невнятную речь.
Ирка наконец не сдержалась. Выпростав из-под простыни и вторую руку, она накрыла ею руки Трегрея, держащие ее ладонь.
– Да все ведь просто, – проговорила она. – У меня, кроме тебя и мамы, никого нет во всем мире. Я тебя люблю, Олег, вот такой вот обычной и понятной земной, никакой не высокой любовью. Этого мало, что ли? Я хочу быть всегда с тобой, и хочу, чтобы ты со мной всегда оставался, до самой смерти. Хочу, чтобы у нас все было как у людей: дом, дети, достаток. Этого мало для тебя, да?
– Мало, – не отводя потускневших глаз, признался Олег. – Жизнь – вовсе не в этом.
– А я знаю, – заставила себя сказать Ирка. – То есть что ты так думаешь, знаю. И все равно люблю. Потому что я тебя выбрала. Ну, не сама по себе, не по собственному хотению, а будто… кто-то с неба пальцем в тебя ткнул и сказал мне: «Вот он, твой, бери…» И потому что ты – это ты. Тот, который не предаст, не обманет, не бросит. Ну и черт с ними, с твоими высокими идеями, живи как знаешь, а я все равно с тобой буду… Пока меня очередной твой враг не дорежет, – хотела было добавить она, но вовремя осеклась. И произнесла вместо этого: