Переселенцы злобно на них таращились, но замолчали. О подобной категории граждан Вадим был наслышан — во всем винят Россию, мол, Россия вторглась на Украину, согнала их с насиженных мест, а стало быть, теперь им должна по гроб жизни. Поэтому можно не работать, сидеть на шее государства, и пусть только государство попробует не обеспечить им достойную жизнь! В принципе Вадиму было плевать, как к ним относятся. Члены семьи уступили дорогу, пустили в дом. Из-под печки злобно смотрела древняя старуха — очевидно, сердобольная баба Груша, приютившая обездоленных беженцев. Впрочем, все оказалось не так плохо, как было заявлено. Дом не ремонтировали, но внутри все было чисто, имелась неплохая мебель, телевизор, компьютер. Да и сама завалюха на поверку оказалась не такой уж маленькой. Молодая женщина была не добрее своих родственников. Взяла в охапку маленькую девочку лет шести, вывела на улицу. И здесь осмотр много времени не отнял. Если и было в доме что-то заслуживающее внимания, то его надежно припрятали. Во внутреннем дворе поджидал сюрприз — в виде еще одного пикапа, отнюдь не старого, поблескивающего черной краской, с эмблемой известного японского производителя.
— На пособие купили? — поинтересовался Вадим у главы семейства, неотступно следующего за ним.
— Не ваше дело! — грубо отозвался пожилой мужчина, кинув на него злой колючий взгляд.
— Будет наше, когда конфискуем, — пожал плечами Рудницкий.
Снова зароптали люди, стали уверять, что напишут жалобу руководству полиции, дойдут до Кремля и даже дальше (до Господа Бога, что ли? — подумал Вадим), но призовут к ответу зарвавшихся полицейских. Полными бездельниками эту семейку все же назвать было невозможно. Во дворе возвышались поддоны кирпичей, штабеля досок, а на месте разобранного сарая красовалась свежая опалубка. «Чем только не займешься от безделья», — хмыкнул про себя Амбарцумян.
К окончанию визита пришли Капралов с Жилиным, поставили в известность, что соседей найти не удалось (за неимением таковых). А те, что проживают далее по улице, о Буркевичах ничего не знают, у них своя жизнь. Временами ездят какие-то машины, но это не их дело, нет у них привычки совать свой нос в чужие дела. На вопрос, шумели ли машины в последние ночи, люди затруднились дать исчерпывающий ответ. Вроде да, а может, нет.
— Прикинь, как все удачно складывается, командир, — шипел на ухо Жилин. — Они живут тут в полной глуши, вдали от всех. Неизвестно, куда и когда ездят. Кто к ним приезжает, тоже неизвестно. Зато посмотри на карту, где отмечены места ночных нападений. Незачем выезжать на трассу — на этой стороне магистрали и Грибаново, и Покровское, и пост ДПС рядышком. Учинил злодеяние, быстренько вернулся на хату, и молчок. Никто тебя не видел и не слышал. Здесь же куча проселочных дорог, а населения севернее Грибанова практически нет…
Все это было очень любопытно. И за семейкой имело смысл проследить. Но конкретных улик не нашли. Кто из компании мог ходить на дело? Двое парней, отец? С натяжкой — молодая женщина? Надо еще уточнить, действительно ли они те, за кого себя выдают…
Задерживать семейство Буркевичей оснований не имелось. С документами у них все было в порядке. За то, что обзывались и плохо себя вели? Так за это половину населения надо в кутузку.
— В общем, так, Олежек, — распорядился Вадим, когда спецназовцы (и примкнувший к ним Любавин) загрузились в машину, — остался последний адресок, но кое-что любопытное уже проклевывается. Мне плевать, чем занимаются твои люди, готов им предоставить занятие более интересное. По всем адресам, где были, направляй людей. При машинах, но чтобы не «светились». В каждый адрес по одному человеку. Поселок «Приволье», санаторий «Золотые росы», съемная хата в Грибанове, халупа в Лимане. Пусть следят и докладывают обо всех перемещениях фигурантов. Кто когда убыл — в котором часу прибыл. Если есть возможность проследить — пусть следят, но не афишируют себя. Это важно, Олежек, ты должен понимать. Мы подождем — обзванивай свой народ.
Когда проехали поселок Глазов, краски дня уже тускнели, расплывались. День летел, как угорелый. А ведь Вадим еще планировал посетить места преступлений, побродить по окрестностям, прочувствовать то, что здесь произошло! Порой это важно и даже необходимо. Ладно, возможно, и без этого что-нибудь решится. На правой полосе автотрассы в южном направлении шли ремонтные работы. Гудел маленький каток, внутри огороженной бетонными блоками зоны возились люди в рыжих комбинезонах. Горели желтые фонари, были выставлены знаки. Автомобилисты перестраивались на свободные полосы, проблем при объезде не наблюдалось. Любавин встал в парковочный карман, и какое-то время спецназовцы хмуро наблюдали за работой. Вранье, что можно бесконечно наблюдать, как другие работают. Иногда это сильно раздражает.
— Давай и сюда своего человечка, — распорядился Вадим. — И вези нас в Осипово или где они там живут. А то ведь не дождемся, пока наработаются…
Уже смеркалось, когда «Газель» проехала большое село. Здания заброшенного автокомбината находились на восточной окраине. В бетонном заборе вполне хватало дыр, чтобы проехать на танке. Вагончик, в котором проживали гастарбайтеры, приютился на краю пустыря, недалеко от заросшей бурьяном свалки металлолома.
Он действительно был обитаем (хотя и не сейчас), на веревке сушилось белье, в стороне находилось кострище с кирпично-решетчатым подобием барбекю — вокруг него стояли скамейки, колченогие стулья. Следы вчерашнего пиршества были налицо. Местечко выглядело не очень симпатично. Сомнительно, что компания «Автодор» для своих работников (даже временных) не могла подыскать приличного жилья. Видимо, пришельцы из солнечных республик большего и не хотели. А может, им и требовалась подобная уединенность.
Темнота еще не сгустилась, быстро осмотрели окрестности, найдя пару свежих мусорных куч и отхожее место, в котором призывно гудели навозные мухи. Импровизированный туалет располагался сразу за вагончиком, недалеко от места для принятия пищи, что наглядно свидетельствовало об уровне развития членов ремонтной бригады. Версия об их причастности смотрелась как-то диковато. И все же имело смысл их подождать — тем более сотрудник из группы Любавина очень кстати вышел на связь и сообщил, что бригада закончила работу, садится в древний рыдван и отправляется восвояси. Минут через двадцать «рыдван» возник в зоне видимости. Он въехал на территорию автокомбината, безбожно чадя выхлопом, и превратился в облезлую «Таврию», похожую на ощипанную бродячую собаку. Из развалюхи вылезли четверо и, еле волоча ноги от усталости, побрели к вагончику. Появление компетентных органов произвело настоящий фурор. Ряды гастарбайтеров дрогнули, смешались. Двое побежали назад, но встали как вкопанные — за их спинами в выразительной позе стоял Капралов и очень ласково их разглядывал.
— Начальник, начальник… — растерянно лопотал «комбриг», рослый, худой, как шпага, сгибаясь в три погибели, чтобы заискивающе посмотреть Любавину в глаза. — У нас же в порядке, да? Зачем проверка, скажи? Мы работаем, никого не трогаем — «Автодор». «Автодор»…
— Да хоть «Мойдодыр», — важно бросил Любавин, вызвав у спецназовцев взрыв гомерического хохота. Бригадир полез в карман, доставал какие-то бумаги, разворачивал, совал лейтенанту. — Да что ты мне суешь? — раздражался тот. — Что там у тебя — справка о бесплодии? Да мне плевать на твои шпаргалки, Бободжон, или как там тебя?