В хаотическом рисунке балок и распорок расположились под крутыми углами лестницы из толстых досок — несомненно, изначально они нужны были, чтобы поддерживать в порядке ходовую часть плавучего города. На обмёрзших ступенях виднелись глубокие выемки, оставленные лапами пса и волчицы.
По беспорядочной сети балок и распорок стекала вода, давая понять, насколько разбиты дома и улица наверху.
Сену шёл впереди, за ним Турул и Мок, последней — госпожа Зависть. Путешественники поднимались медленно и осторожно.
Наконец они забрались в один из домов через люк в просмоленном полу первого этажа. У трёх из четырёх стен комнаты были свалены завёрнутые в мешковину тюки с припасами. Огромные бочки перевернулись, покатились и собрались теперь в углу. Справа от них виднелись двойные двери, створки выбиты — несомненно, работа Баальджагг и Гарата. Проём вёл на мощёную улицу.
Воздух был пронизывающе холоден.
— Стоит осмотреть каждый из домов, — сказал Мок госпоже Зависти, — этаж за этажом, чтобы определить, какой из них самый крепкий и, как следствие, пригоден для жизни. Тут, похоже, осталось довольно припасов, которыми мы сможем воспользоваться.
— Да, да, — рассеянно отозвалась госпожа Зависть, — оставлю эти приземлённые занятия тебе и твоим братьям. Всё предприятие основывается на непроверенном предположении, будто эта конструкция сама собой отнесёт нас на север — через всю Коралловую бухту — к городу, который и является нашей конечной целью. Похоже, эта деталь заботит здесь лишь меня — и меня одну.
— Как скажешь, госпожа.
— Следи за языком, Мок, — рявкнула она.
Мок склонил голову в маске, извиняясь без слов.
— Похоже, мои слуги забываются. Подумайте, все трое, чем может обернуться мой гнев. А я тем временем прогуляюсь по улице этого города. — Затем она повернулась и неспешно направилась к дверям.
Баальджагг и Гарат стояли в трёх шагах от проёма, дождь бил по их широким спинам с такой силой, что зверей окутала дымка из мелких капель. Оба смотрели на одинокую фигуру во мраке чердачного окна дома напротив.
В первый миг госпожа Зависть чуть не задохнулась, но затем поняла, что не узнаёт фигуру.
— О, а я-то как раз собиралась сказать: «Милый Тлен, ты всё-таки решил нас подождать!» Но ты не он, верно?
Т’лан имасс был ниже и массивнее Тлена. Три широких, необычных клинка из чёрного железа пронзали широкую грудь этого неупокоенного воина, два вошли в спину, один — в левый бок. Переломанные рёбра пробили чёрную, просоленную кожу. Остатки кожаной обмотки мечей свисали гнилыми полосками с деревянных прокладок рукоятей. Изъеденные ржавчиной клинки сочились призрачными остатками старых чар.
Черты лица воина были необыкновенно массивными: надбровье являло собой лишённую кожи выступающую кость с тёмно-коричневыми пятнами, скуловые кости поднимались высоко, обрамляя приплюснутые глазницы овальной формы. Кованые медные колпачки покрывали верхние клыки нежити. Шлема на т’лан имассе не было. Длинные выбеленные волосы свисали по обе стороны широкого лица без подбородка, на концах к ним были прикреплены акульи зубы.
«Какое кошмарное, невыразимо жуткое наваждение», — подумала госпожа Зависть.
— У тебя есть имя, т’лан имасс? — спросила она.
— Я услышала призыв, — ответил воин отчётливо женским голосом. — Он шёл с севера. Куда, впрочем, я и так направлялась. Уже близко. Я прибуду на Второе Соединение и обращусь к своим родичам в Обряде, скажу им, что я, Ланас Тог, принесла весть о судьбе Ифейловых т’лан имассов и своего племени — Керлумовых т’лан имассов.
— Как любопытно, — пробормотала госпожа Зависть. — И что же это за судьба?
— Я — последняя из Керлумов. Ифейлы, которые вняли нашему первому зову, уничтожены почти поголовно. Уцелевшие не могут выйти из этого противостояния. Я сама не ожидала, что уйду целой. Но ушла.
— Какое чудовищное противостояние, — тихо сказала госпожа Зависть. — Где же оно происходит?
— На континенте Ассейл. Наши потери — двадцать девять тысяч восемьсот четырнадцать Керлумовых т’лан имассов. Двадцать две тысячи двести Ифейловых т’лан имассов. Восемь месяцев боёв. Мы проиграли эту войну.
Госпожа Зависть надолго замолчала, потом произнесла:
— Похоже, вы наконец нашли яггутского Тирана, который сильнее вас, Ланас Тог.
Неупокоенная воительница вскинула голову.
— Не яггута. Человека.
В бой — первые, отступать — последние.
Девиз «Мостожогов»
И друга лицо может маской стать,
притворство открыться в лёгкой гримасе,
что сделает незнакомым прежде знакомый лик.
Или ребёнок — вырос невидимо
в личной тьме, а ты и не ведала,
пока не пришло, как камень в висок,
жестокое откровенье.
От подобных ран нет брони у души.
На этой маске написано злое слово,
и оно же — в глазах у ребёнка,
чужака, сломавшего всё, что ты знала.
И это — предательство.
Минир Отал.
Смертное бдение Сорулана
Капитан Паран остановил коня возле почерневших от дыма руин редута Восточной стражи. Он развернулся в седле, чтобы бросить последний взгляд на разбитые стены Капастана. Джеларканов дворец вздымался к сияющему голубому небу высокой, тёмной громадой. Полосы чёрного цвета врезались в стену башни словно трещины: символ скорби города о своём погибшем князе. Первый же дождь смоет краску, не оставив ни следа. Говорили, что это здание никогда не носит траура долго.
«Мостожоги» выходили через Восточные ворота.
Первые в бою, последние в отступлении. Они всегда были внимательны к таким жестам.
Впереди шёл сержант Мураш, капрал Хватка — в шаге за ним. Они, похоже, переругивались — ничего нового. Позади них солдаты прочих семи взводов совершенно потеряли обычную выправку: никакого строя рота не держала. Это удивило капитана. Конечно же, он виделся с остальными сержантами и капралами. Знал — по имени и в лицо — каждого выжившего «мостожога». Тем не менее было в них что-то призрачно-странное. Капитан прищурился, глядя, как они шагают по дороге, похожие в клубах пыли на выцветшие фигуры с потёртого гобелена. Паран подумал, что образ марширующей армии — вечен.
Справа послышался топот копыт, и он, обернувшись, увидел Серебряную Лису, которая подъехала ближе и остановила коня рядом с ним.
— Будет лучше, если мы продолжим избегать друг друга, — сказал Паран, возвращаясь взглядом к солдатам на дороге внизу.
— Не стану с этим спорить, — сказала она спустя мгновение. — Но кое-что произошло.