Ток вновь перевёл взгляд на Баальджагг.
– Древняя память.
– Память льда. – Т’лан имасс пристально посмотрел на малазанца. – По этим и иным твоим словам я могу заключить, что нечто произошло – некое единение душ – между тобой и волчицей. Как?
– Ничего не знаю ни о каком единении душ, – ответил Ток, продолжая смотреть на спящую Баальджагг. – Мне явились… видения. Думаю, она поделилась со мной воспоминаниями. Как? Понятия не имею. В них были эмоции, Тлен, – такие, что впору отчаяться. – Через некоторое время малазанец вновь принялся свежевать зайца.
– Всякий дар – обоюдоострый.
Ток скривился, начал потрошить зверька.
– Обоюдоострый. Похоже на то. Начинаю думать, что есть какая-то правда в этом поверье – потеряешь глаз, получишь дар истинного зрения.
– Как ты лишился глаза, Ток Младший?
– Раскалённый осколок Лунного Семени – капля в смертоносном дожде, который вызвала Магическая Канонада.
– Камень.
Ток кивнул.
– Камень. – Затем остановился, поднял взгляд.
– Обелиск, – проговорил Тлен. – В древней Колоде Обителей он назывался Менгиром. Смертный, которого коснулся камень – хэн’ре арал лих’фэйл. Я даю тебе новое имя. Арал Фэйл.
– Не помню, чтобы я просил у тебя новое имя, Тлен.
– Об имени не просят, смертный. Имя заслуживают.
– Ха, то же самое говорят «Мостожоги».
– Это древняя традиция, Арал Фэйл.
Худов дух!
– Ладно! – взорвался Ток. – Только не понимаю, чем это я заслужил…
– Тебя отправили на Путь Хаоса, смертный. Ты выжил – само по себе невероятное событие – и по медленной воронке добрался до Разрыва. Затем, когда портал в Морне должен был тебя поглотить, он вышвырнул тебя прочь. Камень лишил тебя одного глаза. И ай избрала тебя, чтоб разделить боль своей души. Баальджагг разглядела твоё великое достоинство, Арал Фэйл…
– Да не хочу я никаких новых имён! Худов дух! – Под старым, покрытым коркой пыли доспехом по его телу катился пот. Ток отчаянно пытался придумать способ сменить тему, отвести разговор от себя. – А твоё-то что значит? Онос Т’лэнн – это на каком?
– «Онос» значит «человек без клана», «Т’» – сломанный. «Лэ» – «потрескавшийся», а «энн» – кремень. Вместе «Т’лэнн» – «испорченный кремень».
Ток смерил т’лан имасса долгим взглядом.
– Испорченный кремень.
– Есть разные уровни смысла.
– Я догадался.
– От единого куска отбиваются лезвия, каждому – своё применение. Если внутри куска проходят трещины или скрыты фрагменты кристаллов, невозможно предсказать, какой будет форма осколка. Всякий удар по нему будет приносить лишь бесполезные сколы – надтреснутые, негодные. Бесполезные. Так было с семьёй, в которой я родился. Все в ней – негодные сколы.
– Тлен, я в тебе недостатков не вижу.
– В чистом кремне все зёрна расположены ровно. Все – в одном направлении. В них есть единство цели. Рука, что придаёт форму такому кремню, может бить уверенно. Я был из клана Тарада. Тарад ошибочно доверился мне. Клана Тарада больше нет. На Соединении Логроса избрали вождём кланов, рождённых в Первой империи. Он рассчитывал, что моя сестра, заклинательница костей, войдёт в число его слуг. Она отреклась от обряда, и оттого Логросовы т’лан имассы стали слабее. Первая империя пала. Мои братья, Т’бэр Тэндара и Хан’ит Ят, повели охотников на север и не вернулись. Они тоже оказались негодны. Меня избрали Первым Мечом, но я оставил т’лан имассов Логроса. Я странствую в одиночестве, Арал Фэйл, и тем совершаю самое страшное преступление, ведомое моему народу.
– Нет, постой, – возразил Ток. – Ты ведь сказал, что идёшь на второе Соединение – ты возвращаешься к своему народу…
Неупокоенный воин ничего не ответил, лишь медленно повернул голову и посмотрел на север.
Баальджагг поднялась, потянулась, затем подошла к Тлену. Огромная волчица села и, замерев, стала смотреть туда же, куда и т’лан имасс.
Ток Младший внезапно похолодел. Худов дух, куда же мы идём-то? Он покосился на Сену и Турула. Сегулехи наблюдали за малазанцем.
– Проголодались, я так понимаю? Вижу ваше нетерпение. Если хотите, могу…
Ярость.
Холодная, смертоносная.
Нечеловеческая.
Ток вдруг оказался где-то далеко, смотрел на мир звериными глазами, но на этот раз не глазами волка. И видел не образы далёкого прошлого, но текущие события, за которыми рокотал водопад воспоминаний. В следующий миг всякое чувство самости исчезло, его личность смыло потоком мыслей другого существа.
Так давно жизнь не принимала подобного облика… не знала слов, сознания.
А ныне – слишком поздно.
Мускулы судорожно напряглись, так что кровь хлынула из порезов и ран на шкуре. Столько крови, что она пропитала землю под его телом, потекла, окрашивая траву, вниз по склону холма.
Течёт, возвращается. Вновь обрести себя – сейчас, в самом конце. И память пробудилась…
Последние дни – как же давно они миновали – были исполнены хаоса.
Ритуал распался – неожиданно, непредсказуемо. Безумие охватило одиночников. Безумие раскололо самых могучих его сородичей, разбило единство во множество, породило диких, кровожадных д’иверсов. Империя сама разрывала себя на куски.
Но это было давно, так давно…
Я – Трич. Это лишь одно из многих имён. Трейк, Тигр Лета, Коготь Войны. Беззвучный Охотник. Я был там – в конце, когда осталась лишь горстка выживших, когда т’лан имассы покончили с нами. Жестокая, милосердная бойня. У них не было выбора – теперь я их понимаю, хотя тогда никто из нас не смог бы простить. Раны были слишком свежими.
О боги, мы ведь разорвали на части Путь – там, на далёком континенте. Земли на востоке обратили в расплавленный камень, который остыл и превратился в нечто, убивающее магию. Т’лан имассы пожертвовали тысячами своих, чтобы вырезать раковую опухоль, которой мы стали. То был конец – упоительной надежды, ярчайшей славы. Конец Первой империи. Гордыня – взять себе название, которое по праву принадлежало уже т’лан имассам…
Мы бежали – горстка выживших. Рилландарас, старый друг, мы рассорились, столкнулись, затем вновь боролись уже на другом материке. Он зашёл дальше всех, сумел найти способ контролировать дары – одиночника и д’иверса. Белый Шакал. Ай’тог. Агкор. И другой мой спутник, Мессремб – куда он ушёл? Добрая душа, искалеченная безумием, но преданный, всегда верный друг…
Восхождение. Жестокая встреча – Первые герои. Тёмные, дикие.
Помню травянистую равнину под темнеющим, вечерним небом. Волк на далёком гребне, его единственный глаз – словно вспышка лунного света. Странное воспоминание, острое, как когти, пришло ко мне сейчас. Почему?