Он не ответил.
– Все, меекханец. Все. Потому что там, за горами, они не люди, никто их так не воспринимает. Они лишь орудия, наемные мечи, камни в ожерелье чужого тщеславия, игрушки, развлечение. Они возвращаются, потому что только здесь у них и есть семья.
Он склонил голову, глаза его взблеснули.
– Мы тоже были его семьей! Он был для нас как сын и как брат!
– И ты отдал бы ему в жены дочь? – выпалила она.
Он молчал, по лицу же его промелькнула целая гамма чувств. Большинства из них она не сумела прочесть, не привыкла к бородатым лицам, все мужчины из народа иссарам брились, уничтожая даже малейшую поросль.
– Где твой брат? – прорычал он через миг.
– Я похоронила Вернеана в скальной нише рядом с нашей матерью. У него было пробито копьем сердце и разрублена топором голова. Я едва его узнала. Но все говорили, что он забрал с собой трех кочевников. Это была хорошая смерть.
– Я не о нем говорю!
– Другого брата у меня нет. Хотя, если бы тот незнакомец, который гостил в твоем доме, был моим братом, я бы заплакала, увидев печаль в его глазах.
* * *
– Деана…
Она резко развернулась, бросив присматривать за группкой играющих детишек. Он подошел к ней беззвучно, но в их семье это не было чем-то необычным. Все в афрааге знали, что члены рода д’Кллеан умеют двигаться тише песчаного паука. Удивила ее его одежда. Носил он потрепанную чаффду, как бы не ту же самую, в которой три года назад покинул племя, темный экхаар закрывал его лицо.
– Йатех. – Она едва удержалась, чтобы не броситься ему на шею. Три года, долгие три года, за которые лишь порой приходили от него какие-то весточки. Его работодатель, должно быть, оставался довольным, регулярно присылал плату, приправленную похвалами и выражениями благодарности. Йатех хорошо служил племени.
Она отступила и окинула его взглядом. Помнила щуплого молодого паренька, который уезжал на купеческом фургоне, переживая так, что не выдавил и пары слов на прощание. И он все еще оставался худощав, за годы жизни на равнинах не оброс жирком, но явно повзрослел. Был выше на пару пальцев, шире в плечах, держался уверенней. Возмужал.
– Можешь это снять, – протянула она руку к его лицу. – Ты дома.
Знала, что не только у него после возвращения со службы бывают проблемы с тем, чтобы открыть лицо. Долгие месяцы или годы бдительности, чтобы никто чужой не увидал их без экхаара, отпечатывали клеймо на большинстве молодых воинов. Некоторые носили повязки еще много дней после возвращения. Такое никого не удивляло. Но она слишком хотела снова его увидеть.
Он аккуратно прихватил ее за запястье.
– Не сейчас, сестра, – прошептал он. – Может, позже. Еще рано.
Она замерла, испуганная холодом его прикосновения и холодом в голосе. Что-то, должно быть, случилось.
– Старейшие… старейшие уже знают о твоем возвращении?
– Да, Деана, знают.
Это был глупый вопрос – он не вошел бы в селение, не знай они.
– Одобрили его?
Этот вопрос был важнее. После возвращения всякий отчитывался перед старейшими селения в присутствии как минимум одного Знающего. Врать тогда было бы безрассудством. Старейшие или принимали возвращение безо всяких условий, или накладывали покаяния, в число которых входили молитвы, медитации и посты, должные очистить возвращающегося от проступков, которые тот совершил вовне. Случалось и так, хотя и очень редко, что вернувшегося изгоняли из племени. Она замерла, пораженная этой возможностью. Быть может, Йатех пришел попрощаться перед изгнанием?
Он стиснул ее руку почти до боли. Она знала, что останутся синяки.
– Да, сестра. Приняли мое возвращение безо всяких оговорок. Не узрели никаких нарушений закона.
Он повернулся на пятке и зашагал в сторону их дома.
– Никаких нарушений, Деана! – произнес он сдавленно. – Ни малейших!
* * *
– Тот незнакомец, которого ты принял под свой кров, Аэрин-кер-Ноэль, был, скорее всего, одним из сыновей наших гор. Носил повязку на лице и два меча за спиной, как ты и описал его старейшинам. Если убил твою дочь, после того как она увидела его лицо, то сделал лишь то, чего требовал от него обычай. Первый Закон Харуды знает только одно исключение из этого правила, и поверь мне, он даровал твоей дочери лучшую судьбу.
Меекханец молчал, лишь смотрел на нее прищуренными злыми глазами.
– Мне нет дела до ваших обычаев, женщина, – сказал он через некоторое время. – Ваши законы и предрассудки для меня – пыль на ветру. Йатех был гостем в моем доме и нарушил старейший закон, какой известен миру.
– Если ты принял его на службу, то он уже не был твоим гостем. Тот неизвестный иссарам являлся стражником, мечом, воткнутым между твоим родом и жерновами смерти. Ты согласился, чтобы он рисковал своей жизнью ради твоей защиты, но, когда тебе пришлось заплатить цену за его присутствие, ты чувствуешь себя обиженным и уязвленным. Скажи, разве он ни разу не говорил тебе, что случится, если кто-то увидит его без экхаара?
Она прочитала ответ в его глазах. Горько усмехнулась, хотя он и не мог этого увидеть. Однако постаралась, чтобы он ощутил эту усмешку в ее голосе.
– Так чего ты, собственно, хочешь, меекханец? Разумеется, кроме попытки обмануть собственное чувство вины?
Он скрипнул зубами и сделал шаг в ее сторону. Она решила, что он все же будут сражаться. Здесь и теперь.
– Нет моей вины в том, что случилось! Нет моей вины, – повторил он с напором.
– Интересно. – Она расслабилась, чуть выдвинула вперед правую стопу, опустила плечи. – Не это ли повторяли жители восточного Айрепра, когда несколько сотен воинов сошли на равнины, чтоб отомстить за смерть близких или найти собственную? Нет в том нашей вины. Мы лишь жертвы, невинные и благородные в своей добродетели. – Она сложила руки на животе, прихватив рукояти сабель. – Так всегда у твоего народа? Превращать вину в чувство обиды? Это, полагаю, легко и просто позволяет просыпаться по утрам с убежденностью в собственной возвышенности над остальным миром и с уверенностью, что всякий проступок можно оправдать.
– Не меняй тему, женщина!
Казалось, он игнорировал ее стойку, легко согнутые ноги и ладони на рукоятях сабель. Она подумала с жалостью, что, похоже, ей и вправду придется его убить. Конечно же, если он не окажется лучшим фехтовальщиком, нежели она думала.
– Я и не меняю, – сказала она спокойно. – Ты, как купец и благородный человек, должен знать, отчего на самом деле ваши полки ударили по племенам д’рисс и к’леарк. Что стояло тогда за решением послать в горы почти пять тысяч солдат. Ты был в те времена молод, наверняка не принял еще наследства отца, но ведь не был глуп. Так что, меекханец? Скажешь ли мне правду? Тут и сейчас, только ты, я и несколько слов правды о похоти, предательстве и нарушении обетов?