Она не прервала его и не изменила позы. Зато поглощала каждое его слово. Когда он говорил о ее брате, стискивала ладони на рукоятях сабель до белизны в костяшках пальцев.
– Почему ты хотел его отослать? – спросила она тихо. – Он вел себя недостойно во время путешествия?
– Что тебе за дело до человека, которого ты никогда не знала? – ответил он вопросом на вопрос.
Она вздрогнула, и сабли на палец выскочили из ножен.
– Я хочу знать и понимать, что тогда случилось. Даже если он и не принадлежал к моему роду, был из народа иссарам. Нехорошо, когда случаются такие вещи.
– Какие вещи, женщина? – рявкнул он. – Убийство безоружных? Я думал, что вы этим гордитесь. Во время резни в восточном Айрепре погибло десять тысяч человек, в большинстве тех, кого застали врасплох и кто не мог обороняться. Отца и брата моей жены убили на ее глазах. Я узнал об этом слишком поздно и потому хотел, чтобы он покинул мой дом. Ты права, слишком многие меекханцы воспринимают вас как животных. Тяжело считать диких зверей соседями.
Она отступила. Минуту стояла неподвижно, потом фыркнула коротким, отрывистым смехом. Он был пойман врасплох его горечью.
– Извини, – сказала она через миг. – Если бы ты знал, как твои слова напоминают те, что говорятся многими моими соплеменниками в ваш адрес. Особенно тех, чьи семьи вырезали во время нападения на афраагры племен д’рисс и к’леарк. Восемь селений пало жертвой ваших солдат, прежде чем они сумели собрать достаточно воинов, чтобы встать против вас в битве. Ох, узы крови даже наших мужчин толкнули искать мести за горами. И вам повезло, что совет племен запретил принимать в этом участие всем желающим. Если бы этого не сделал, умылась бы кровью каждая провинция отсюда до самого Гриллана, – добавила она твердо.
* * *
Драл’к – так закончился их разговор. Драл’к.
Идя подле брата, она подумывала, что, собственно, он пытается сделать. Никто из рода их не поддержит, а в схватке на словах шанса у них не было.
Она не верила, что они чего-то добьются. В эту пору в жилище Ленганы не должно было оказаться мужчин – лишь несколько женщин и детей. А они, желай чего-то достигнуть, должны говорить со старейшинами рода. И наверняка не с этой женщиной. Но Йатех уперся, что было для него необычно – похоже, пребывание между меекханцами изменило его сильнее, чем она предполагала. Несмотря ни на что, она решила его сопровождать: по крайней мере удержит его от глупостей.
Слово «драл’к» было старым и чужим, таким чужим, что не вросло в язык, не растворилось в нем. Говорят, происходило из языка народа, который почти полностью погиб во время Войн Богов. Якобы последние представители того племени, горсточка женщин и мужчин со сломленными, сожженными в пепел душами, обитали в этих горах, прежде чем здесь поселились иссары. Они гостеприимно приняли их, обучив, как жить в этой пустыне, оставив после себя странные рисунки на скалах и горсточку слов неясного происхождения.
В том числе и это: драл’к. Полукровка.
А теперь из-за этого слова она шла вместе с братом в усадьбу рода х’Леннс, что размещалась на другом конце селения.
Йатех не дал себя переубедить. Согласился лишь не брать, как и она сама, оружия. Это давало шанс, что не дойдет до пролития крови.
Было слегка за полдень, солнце едва ушло из котловины, оставив нагретой каждую поверхность и пообещав заглянуть завтра. Прикосновение голой кожей к чему бы то ни было грозило серьезными ожогами. Большинство усадеб были приземистыми, одноэтажными домами, выстроенными в форме круга. Улочка из каменных плит неспешно вилась меж стенами серого, коричневого и светло-желтого песчаника. Узкие окна строений казались бойницами. В нескольких она приметила движение. Афраагра знала, что зреет конфликт между родами, но никто не собирался вмешиваться. Закон и обычай приказывали решать такие проблемы без участия извне, разве что они грозили братоубийственным сражением. Она горько усмехнулась. Здесь ничего такого не обещалось. С одной стороны была она с братом, с другой – первая матрона рода. Муравей идет состязаться со львом.
Они добрались до места за несколько минут. Йатех без слова вошел внутрь, закрыв дверь перед ее носом. Она обождала десять ударов сердца – согласно обычаю – и шагнула следом за ним.
Дверью в родовой усадьбе служила растянутая на деревянном каркасе кожаная завеса. Все дома в афраагре строили по одному плану. За дверьми начинался удивительно знакомый коридор: вел на десять шагов вперед, после чего сворачивал направо и улиткой огибал центральный зал. В правой стене коридора тянулась шеренга темных отверстий, ведших в различнейшие помещения. В конце же его находился вход в центральную комнату: та представляла собою сердце усадьбы и рода. В одном доме могло обитать и сто пятьдесят человек.
Внутри было прохладно, каменные стены удерживали холод ночи в наихудшие часы дня. Сразу у входа стояло несколько больших глиняных жбанов, наполненных водою: они должны были свидетельствовать о силе и богатстве рода. Она знала, что с подобными жестами можно столкнуться в любом племени, что ходят под солнцем. Однако то, как род х’Леннс культивировал их, придавало новое значение слову «спесь».
Она нашла брата в самой большой комнате усадьбы. Через отверстие в центральной части потолка сюда вливалось достаточно света, чтобы не зажигать ламп. Висящие на стенах многоцветные, украшенные золотой нитью ковры, серебряные лампы и несколько зеркал полированной стали или стекла выполняли ту же функцию, что и жбаны с водой у входа. Молчаливо напоминали, что род, занимающий эту усадьбу, принадлежит к богатейшим и сильнейшим в племени. Через далекое родство он возводил свое начало к первопредкам, ко временам Харуды. Деана повела вокруг равнодушным взглядом. Скорее в этих горах снег выпадет, нежели засевшие здесь надутые наседки заметят, что их богатство произвело на нее впечатление.
Йатех стоял перед небольшим возвышением, на котором сидела Ленгана х’Леннс. Вдоль стен на накрытых изукрашенными покровами сиденьях замерли с десяток женщин. Две или три забормотали, увидев ее. Деана их проигнорировала, сцепив зубы. У матроны рода был обмотанный вокруг лица экхаар, как если бы перед ней стоял чужак, а не мужчина, происходящий с гор. Оскорбление столь явное, как если бы она плюнула ему в лицо.
– Спрошу еще раз. – Голос Ленганы сочился злостью. – Зачем ты сюда пришел?
Йатех легко поклонился: настолько, чтобы стало ясно, кто здесь придерживается приличий.
– Я слышал, по афраагре расходятся сплетни, ставящие под сомнение чистоту нашей крови.
– Я их слышала и вовсе не считаю сплетнями. Хорошо, когда нечистая ветвь усыхает уже в первом поколении.
Ох, только теперь она поняла, как сильно он повзрослел. Не взорвался, не совершил ни единого оскорбительного жеста. Даже не изменился в лице.
– Моя мать заплатила высокую цену за право называться он’иссарам. Она жила здесь много лет, дольше, нежели ты, и умерла, служа роду. Этого ты не можешь отобрать.