Что касается щупалец, то они за время наблюдения появились в поле зрения всего пару-тройку раз. Щупальца мирно плыли над землей, не касаясь ее, но грунт под ними начинал мелко вибрировать, вспучивался волной и выбрасывал вверх фонтанчики пыли.
Попытка разглядеть тех, кого эти ноги несли, или вообще что-либо выше полутора метров над землей особого успеха не имела. Чем выше, тем туман становился плотнее, а редкое мелькание клочков шерсти, когтей и перепонок давало слишком мало информации.
Ученый-исследователь внутри дяди Миши призывал продолжить опыты и пальнуть в толщу тумана из арбалета, но благоприобретенный практический жизненный опыт не позволил сделать эту глупость. К тому же дядя Миша свято верил в гений великого русского ученого Михайлы Ломоносова. И хотя его закон в большей степени касался химии, пожалуй, и сам корифей не смог бы предсказать, что вылетит из тумана в ответ на исследовательский пуск арбалетной стрелы.
По той же причине дядя Миша переборол себя и не запустил половинкой кирпича в проступившего вдруг из белесой пелены знакомого урода в чалме и ватном халате. Он широко улыбнулся дяде Мише, приветственно взмахнул рукой, прокричал:
– Караван идет осень хоросё! – и растворился в тумане.
В связи с этим явлением дядя Миша моментально припомнил все, что говорили мы с дядей Олегом прошлым летом. В результате его голову посетили свежие мысли. Во-первых, он подумал, что через задний двор прет тот самый «караван», который упомянул злыдень в халате. А во-вторых, ему страшно захотелось сорвать с заборов мешочки-талисманы, подвешенные индусом, и прекратить мешающее спать хулиганство.
Однако трезвые размышления подсказали, что если часть этого замечательного стада останется на острове, да еще и в пределах двора…
Дядя Миша в сердцах сплюнул, стараясь не задеть туман, и ушел в дом. Видимо, постепенно его сознание методом последовательного исключения, приглушило звуки всего безобразия, и он ухитрился даже посмотреть телевизор и задремать.
Проснулся дядя Миша от неожиданно наступившей тишины. Он вскочил с кровати, быстро оделся и выбежал во двор. Солнце только-только поднялось над горизонтом и бросило первые лучи на остров и в глаза дяди Миши. Щурясь, он посмотрел на то место, где ночью господствовал туман, зажмурился, пригляделся снова и сказал…
– …Твою мать!!! – потрясенно крикнул дядя Олег и обессиленно осел на стопку кирпичей. – Где ж здесь теперь яму откопаешь?!
– Вот-вот! – подтвердил я. – Практически это с некоторыми вариациями сказал и дядя Миша, когда увидел…
– Он кричал? – спросил дядя Олег. – Истерика была?
– Кричал, наверное… Но ведь не в первый раз. Попривык немного. Поклялся стрелять в любой ватный халат с улыбкой и в чалме… А истерика позже у меня была.
– Чего так?
– Сейчас покажу, – пообещал я, вынул из кармана карамельку «Лимонная», содрал фантик и бросил конфету на темную поверхность заднего двора, метрах в трех от нас.
Конфета одинокой искоркой желтела на лоснящемся, невесть с чем перемешанном грунте, на котором не росло ни одной травинки и не наблюдалось ничьих следов.
– Как же такое можно было сотворить? – спросил дядя Олег, оглядывая в свете фонаря раскинувшийся перед ним пейзаж.
Сам я неоднократно задавал себе этот вопрос и пришел к выводу, что «такое можно было сотворить» чем угодно, даже ломом. А еще, говорят, как-то черт иголкой поле вскопал. Правда, необходимо было иметь запас времени, выдающееся упорство и массу разнотипного навоза.
– Копыта, когти… – попытался я навести дядю Олега на верный след.
– Да сколько же их было?! – воскликнул дядя Олег и сам ответил на свой вопрос: – Похоже, что их было исключительно много и у всех непорядок с пищеварением… – Он наморщил нос. – Воняет!
– Воняет, – подтвердил я. – Но уже не так сильно. Подсохло малость, да и ветер сейчас дует от нас.
– А как удобрение не применяли?
– Ну почему… Дядя Миша огород удобрял и сад. Четырех тачек за глаза хватило.
– Ну и как?
– Не знаю… – мрачно ответил я. – Неделю назад огурцы посадили, а они уже на облепиху полезли, и цветы на них распустились размером с литровую банку… Я их боюсь!
– Это ты зря! Главное, что применение нашлось!
– Нашлось, – кивнул я согласно. – Только здесь, по краю, глубина больше чем метр, а в середине сколько – не знаю. А у нас не колхоз… Смотри!
Поверхность жижи вокруг карамельки дрогнула, образовала воронку, чмокнула, всасывая конфету, и выбросила капельку прозрачной слизи. Вонь значительно усилилась.
– Й-е-о! – прохрипел дядя Олег.
– Вот именно! – вздохнул я. – Любит, собака, сладкое! Да и сухарями не брезгует.
– А кто это там… и-ик… живет?… – Дядя Олег прокашлялся и снова начал мелко дрожать.
– А шут его знает! Я ни разу не видел. И можешь даже не предлагать ловить эту фигню на удочку, – предупредил я следующее предложение дяди Олега. – Плетеный капрон в палец толщиной порвался, как нитка!
– А если ее гранатой? – После первой своей победы над НЛО дядя Олег свято верил в способность советских гранат решать любые вопросы. – В батон эргэдэшку затолкать, мармеладом сдобрить…
– А если эта штуковина к нам сюда полезет разборки устраивать и права качать? – не дал я дяде Олегу додумать детали. – Извиняться будешь?
Мы закурили, и я, криво усмехнувшись, спросил:
– А знаешь, что самое смешное во всей этой истории? Индус-то нас не обманул! Скотина!
– В смысле?..
– А вон видишь, поднос красивый деревянный лежит, весь в резьбе? – Я перевел луч фонаря на крольчатник. – Это я его отмыл, а вообще-то, когда дядя Миша сюда пришел, на нем лежало…
– Вот дерьмо! – прошептал дядя Олег.
– Лошадиное, – подтвердил я его догадку. – До краев полный поднос…
У некоторых народов национальная принадлежность определяется по национальности матери. Однако ребенок все-таки чаще похож на отца. Ясен пень – своего отца.
Мое мнение
Не могу сказать, что дядя Миша совсем уж аполитичный тип. Скорее наоборот! За событиями в мире и стране проживания следит внимательно, демократические перемены горячо одобряет и, даже столкнувшись с результатами этих преобразований, что называется, «носом в бетонный пол», с плакатами и вилами по улицам не бегает, к революции не призывает, хотя к перспективе справедливого суда на небесах или на земле относится скептически.
Ну а то, что он первенца своей коровы назвал Чубайсом, так это его, дяди Миши, право, и никакой политической подоплеки, на мой взгляд, такое действие не несет. И уж тем более сомневаюсь в его тайных надеждах на зависимость суточных привесов от имени животного. Правда, кажется, в девяностых годах прошлого века всех поросят скопом называли Борьками. Говорят, поросята эти отличались веселым нравом, всеядностью и подвижностью. Но одно дело – поросята прошлого века рождения и совсем другое – бычок дяди Миши. Тем более что дело вовсе и не в самом бычке и даже не в его маме…