Снежный бархан, выросший между пятиэтажными корпусами и похоронивший под собой все прочие университетские строения, выглядел точь-в-точь как его песчаные пустынные собратья. Или океанские волны, коих трудяги-ветры лепят по одним и тем же лекалам. Дующие со стороны Оби, они сделали северо-западную сторону наноса длинной и пологой. Обделённый их вниманием юго-восточный склон, наоборот, обрывался неприступной, практически вертикальной кручей. Дабы переправиться из здания в здание, нам предстояло пройти по своеобразному мосту — вдоль всего барханного гребня. А с него внутрь лабораторного корпуса можно было попасть тем же способом, каким мы проникли в главный — через окна верхнего этажа.
Сойдя на вершину белого вала, мы вновь разложили снегоступы и пошагали к цели, до которой было не слишком далеко: сотни полторы шагов. Я наказал напарникам идти за мной след в след и ни в коем случае не приближаться к гребню. Нависая над обрывом, будто застывшая морская пена, он грозил в любой момент обвалиться даже от собственной тяжести, а под весом ступившего на него человека мог сделать это ещё быстрее.
Однако стоило нам пройти всего ничего, как до нас вновь донеслись зловещие шумы, похожие на те, что нервировали нас внутри главного корпуса. Только этот скрип звучал намного громче и без пауз. Встревожившись, я остановился и поднял руку, приказывая идущим позади меня товарищам замереть на месте, хотя заглушить нашими шагами такой шум было нельзя. Как и определить, откуда он исходит. Его источник находился уже не внутри здания, которое мы покинули, а явно где-то вне его.
Но не в воздухе — это очевидно. Утреннее небо над Академгородком было на диво погожим и просматривалось вплоть до самого горизонта. И если оно останется таковым ещё хотя бы пару часов — до тех пор, пока восходящее солнце не засияет в полную силу, — значит, скоро я обрету свою «фирменную» невидимость. Ту, какой мой симбионт… моя аллергия не могла одарить меня в Крыму по причине извечной тамошней непогоды и отсутствия нормального солнечного света.
Мы огляделись. Откос по левую руку от нас просматривался как на ладони, и на нём не наблюдалось ничего подозрительного. Крутой склон справа был полностью заслонён гребнем. Что творилось на обрыве и у его подножия, мы определить не могли. Треск же не прекращался. Более того, едва мы остановились, как сугроб у нас под ногами начал мелко вздрагивать. А затем от гребневой кромки отвалилось несколько увесистых пластов. Они тут же с глухим буханьем упали на склон и покатились вниз под шуршанье порождённых ими снежных оползней.
— Это э-э-э… нормально или нет? — полюбопытствовал растерянно хлопающий глазами Свистунов. — Может, лучше вернуться на крышу, пока не поздно?
Я собрался было цыкнуть на него, дабы он помалкивал и не сбивал меня с мысли, но не успел проронить ни слова. Как часто бывает в подобных случаях, миг — и никакого выбора у нас уже не осталось. После чего нам пришлось спешно прилаживаться к ситуации и действовать так, как подсказывали нам наши инстинкты.
Или, ежели кратко и по-простецки: задать нехилого драпу.
Я обернулся и сразу же увидел, что у стены главного корпуса, прямо в том месте, где мы слезли с крыши, вздыбился снежный бурун. А ещё через миг из него выскочило и с лязгом упало на снег нечто длинное и извивающееся, похожее на гигантского стального червя. Его передняя часть заканчивалась конусообразным наконечником, от которого к хвосту через всё тело существа ритмично пробегали волнообразные полосы. Точно такие же, какие видит наш глаз, когда смотрит на вращающийся бур или шнек…
Святые угодники! Да ведь мы и глядели на самый настоящий гибкий бур длиной около пяти метров и диаметром с баскетбольный мяч! Раньше это создание наверняка служило частью какой-нибудь бурильной установки. А ныне, как и все угодившие под власть Узла механизмы, оно жило на просторах Пятизонья своей, независимой от человека жизнью.
Несмотря на то, что этот биомех не считался уникальным и был распространен повсеместно, я видел его лишь пару раз, да и то издали и мельком. А всё потому, что средой его обитания являлась земная твердь, из глубин которой он редко выныривал. И немудрено: монстр не имел лап и был совершенно не приспособлен для перемещения по поверхности планеты, проигрывая в этом плане даже самым медлительным рептилиям.
Зато под землёй мутировавший бур чувствовал себя в родной стихии. Взъерошив стальную чешую, которая опоясывала его не кольцами, а спиралью, он начинал бешено вращаться вокруг своей оси и просверливал носом не только глину, но и камень. Причём делал это с такой скоростью, с какой в бытность свою обычным буром не вгрызался в землю даже на максимальных оборотах. Про снег и говорить не приходится. И то, что сегодня в Новосибирске активизировались эти ползучие твари, было также неудивительно. Благодаря многометровому снежному покрову теперь границы их обитания изрядно расширились. А лёгкость, с какой они прокладывали в сугробах свои норы, позволяла подземным биомехам отдохнуть от трения, скрежета и перегрева, которые всегда сдерживали их неуёмную прыть.
Звали же их…
— Диггеры!!! — заорал шагающий в арьергарде Жорик после того, как ещё один железный червь вынырнул из-под снега неподалеку от первого. — Геннадий Валерьич, Диггеры!!!
— Не кричи, вижу! — подтвердил я, не сводя глаз с ворочающихся в сугробе чудовищ, чьи намерения были пока что неясны. После чего толкнул в плечо идущего в середине группы Свистунова и распорядился: — А ну хватай ноги в руки и шпарь к лабораторному корпусу! И не оглядывайся! А мы, если что, тебя прикроем… Чёрный Джордж! Оружие к бою! Но без приказа не стрелять, понятно?
— Ясен пень! Стрелять я рад — отстреливаться тошно! — с готовностью откликнулся Дюймовый, процитировав бородатую сталкерскую прибаутку, и выхватил из кобур сразу оба «Страйка». Правда, гонор его выглядел явно наигранным — слишком уж дрожал у нашего храбреца голос.
— А они… эти Диггеры… случайно не реагируют на топот? — полюбопытствовал замешкавшийся учёный. Видимо, с перепугу он решил, что мы — злодеи — надумали использовать его в качестве отвлекающей приманки.
— Не знаю, — честно признался я. — Зато точно знаю, что все безглазые биомехи имеют инфракрасные сенсоры. Так что без разницы, стоишь ты перед ними, крадешься на цыпочках или бежишь. Но по мне, уж лучше бежать, чем стоять на месте и ждать, когда тебя сожрут!
— Ладно, как скажете! — согласился со мной Свистунов и, комично подбрасывая обремененные снегоступами ноги, рванул по указанному маршруту.
— За ним! — Я кивком указал Жорику на улепётывающего «светоча». — И смотри, куда целишься, македонский стрелок! Прожжёшь мне в заднице дырку — пеняй на себя!…
Напоминая в своих снегоступах бегущих вразвалочку гигантских утят, мы припустили следом за Тиберием. Велев ему не оглядываться, сами мы, разумеется, этот запрет игнорировали и озирались чуть ли не на каждом шагу. Диггеры не умели ползать, извиваясь, как змеи, и складываясь гармошкой, как кольчатые черви. Ускорив вращение, они вновь зарылись в сугроб и исчезли, оставив после себя лишь разворошенные в снегу ямы.