— Боюсь, тут вы не правы, — неожиданно возразил доктор, продолжая глядеть на площадь через полупрозрачный дисплей «Доки». — И очень сильно не правы… Конечно, мой мини-комп может и ошибаться, но, согласно проведённому им анализу, рядом с ловушкой лежат э-э-э… как бы это помягче выразиться… в общем, свежие человеческие останки. И их э-э-э… Их…
Тиберий осёкся, нервно заёрзал и, судорожно сглотнув, отёр потное лицо рукавом. После чего, однако, не заговорил, а продолжил молчать, хмурясь и покусывая губы. Казалось, он пожалел о том, о чём только что обмолвился. И потому вёл себя так, будто надеялся, что мы не придадим его последним словам значения, переключив разговор на иную, менее щекотливую тему.
Тщетно надеялся. Я и Дюймовый буравили Свистунова выжидающими взглядами и не собирались говорить с ним ни о чём другом, пока он не сообщит нам всю правду.
— И останков там… довольно много, — обречённо вздохнув, договорил наконец Зелёный Шприц. — Вдобавок они э-э-э… пребывают не в самом приглядном виде. Что, как понимаете, чрезвычайно затрудняет подсчёт количества погибших.
— Ну хотя бы примерно скажи, сколько трупов ты насчитал! — Голос Жорика дрожал, а морозный румянец на его круглощекой физиономии сменила тревожная бледность.
— Не знаю, Георгий, клянусь тебе, — с неохотой отозвался Тиберий, не желая встречаться взглядом с допрашивающим его сталкером. — Может, десяток, но, скорее всего, больше. Я же говорю: тела сильно растерзаны, причём многие — прямо с доспехами. И кому какие останки принадлежат, отсюда не определить.
— В таком случае я иду туда! — заявил Чёрный Джордж, решительно поднимаясь на ноги. — Если Динара где-то там и ещё жива, возможно, ей необходима наша помощь! Срочно необходима! Так ведь, Геннадий Валерьич?
И посмотрел на меня недвусмысленным умоляющим взором.
В иной ситуации я воспротивился бы подобному героизму напарника, как делал это всегда, когда его безрассудные порывы шли вразрез с моими прагматичными планами. Но сейчас хватило одного лишь взгляда на исполненного отваги Дюймового, чтобы понять: мне не удержать его здесь ни угрозами, ни даже силой. Он не подчинится и будет с пеной у рта рваться спасать свою пассию. А встану у него на пути — наверняка кинется в драку. А то не ровен час ещё за оружие схватится. Думаете, в здравом уме он на подобное не способен? Ошибаетесь! Стояли бы вы сейчас рядом со мной и тоже глядели в глаза Чёрному Джорджу, у вас не осталось бы ни малейших сомнений насчёт его намерений.
Именно такое сумасбродство скрывалось за безмолвной мольбой напарника, отчаянно призывающего меня поддержать его благородную миссию. И я опять сдался. Как и вчера, в вертолёте, когда Дюймовый уговорил меня отправиться с ним в Новосибирск, моё нежелание подвергать себя риску ради какой-то питерской следопытки было сломлено другим нежеланием: оставить без поддержки своего второго после Мерлина лучшего друга. Глупого, неуклюжего, излишне самоуверенного, но тем не менее храброго и на редкость честного и надёжного. Друга, который всегда, когда это требовалось, без разговоров брался прикрывать мою спину и ничего не требовал за это взамен. Ну а после сегодняшнего его подвига на «Лестнице в небо» отпускать парня одного навстречу смертельной опасности мне и подавно было бы стыдно.
— Да, конечно, идём, разнюхаем, что там почём, — кивнул я, вновь решив не разочаровывать понадеявшегося на меня напарника. — Не зря же мы, в конце концов, сюда припёрлись. Я и сам хотел тебе это предложить, но ты, как видишь, меня опередил. Только одна просьба: что бы тебе ни померещилось, вперёд меня не бежать и шум не поднимать. Трупы трупами, но возможность западни исключать всё равно не следует…
С каждым шагом, что мы приближались к центру площади Маркса, мерзопакостное чувство тревоги во мне возрастало. Но не растерзанные тела, на какие мы должны были вот-вот наткнуться, вызывали во мне это беспокойство. Неужто я раньше мертвецов не видел? Видел, и сам наделал их столько, что, восстань они дружно из праха, дабы каждому отгрызть от меня по кусочку, половине из них не перепало бы даже такой малости, и они вернулись бы в могилы, не солоно хлебавши. И не из-за Арабески тревожился я, хотя не сказать, чтобы её судьба была мне совершенно безразлична. И не враги, что могли напасть на нас из засады, пугали меня; вернее, пугали, но не более, чем обычно. Меня страшило неизведанное. Страшило и вызывало стойкое ощущение, что едва я прикоснусь к тайне, как в следующий же миг непременно умру.
А умирать именно сегодня чертовски не хотелось. И виной тому был «Лототрон», чьи огни вдруг воплотились для меня в настоящее — фактически осязаемое — путеводное созвездие. То самое, которое я долгие годы тщился высмотреть на небосклоне сквозь мутную пелену Барьера, но так и не высмотрел. То самое, которое мелькнуло передо мной в образе Священного Грааля Дьякона и удивительного двигателя биомеха-исполина Жнеца. Мелькнуло и пропало. Грааль утратил в моих руках всё своё могущество и стал обычной посудиной, а так похожая на моего симбионта алмазная начинка Жнеца исчезла бесследно сразу после его гибели.
И вот я глядел на очередное, явно таящее в себе разгадку моего феномена чудо и обмирал от страха, опасаясь, как бы оно не прикончило меня из-за какой-нибудь очередной моей ошибки. Или, что также не исключалось, не испарилось у меня перед носом, как все предыдущие чудеса, с коими я столкнулся за минувшие полгода.
Я не зря заговорил именно о путеводном созвездии, а не о звезде. Такая аналогия наиболее точно отображала характер чуда, которому я шёл сейчас навстречу. О да, это была ни много ни мало моя персональная Большая Медведица! И она — не чета тому висящему в небе звёздному «ковшу», на какой наши предки таращились по ночам ещё в каменном веке. Моя Медведица была явно моложе неё (в летоисчислении нашей реальности, разумеется), и потому резва и воинственна, как все молодые хищники. Семь её ярких звёзд-огней лихо вращались передо мной по семи орбитам, и не существовало в оккупированной ими части пространства преграды, которая могла бы их остановить. Это мог сделать лишь человек, овладевший секретом укрощения здешних агрессивных аномалий.
По мере приближения к ней обнаружился и центр этой маленькой наземной модели космической звёздной системы. Он тоже представлял собой источник света, но был бледнее кружащих вокруг него «светляков». И походил на сгусток фосфоресцирующего тумана величиной с облачко сигаретного дыма. В точке максимального приближения к нему летающих по эллиптическим траекториям сателлитов те обменивались с ним тонкими паутинками молний — так, будто периодически подзаряжались энергией для дальнейшего полёта.
Зрелище этого безостановочного круговорота завораживало и гипнотизировало. Будь у меня в запасе уйма свободного времени и ни одного врага поблизости, я просто уселся бы напротив «Лототрона» и, расслабившись, смотрел бы на него, пока не наскучило. Или пока я не сошёл бы с ума, что при долгом наблюдении за ловушками Зоны не являлось чем-то из ряда вон выходящим.
Но давайте оставим наше медитативное созерцание аномальных красот и вернёмся к суровой реальности с её растерзанными трупами и прочими зловещими загадками.