— Мама, — пролепетал я дрожащим голосом. — Ты можешь объяснить мне, что происходит?
Мама не услышала моего вопроса, потому что зазвонил телефон и она заспешила в дом, чтобы снять трубку.
Я хотел спросить, где Джейк, но вспомнил, что по понедельникам у него уроки музыки. Мой брат учится играть на гитаре. Амелия, наша экономка, всегда приводит его в этот день домой к ужину.
Я поднялся в свою комнату, чтобы переодеться: мне хотелось поскорей избавиться от теннисного костюма. Я открыл дверцу шкафа — и ахнул.
На плечиках висело белое кимоно — форма каратистов.
Как оно сюда попало?
Я закрыл шкаф и обвёл взглядом комнату, ища в неё какие–нибудь изменения. Может быть, я обнаружу ещё какие–нибудь детали, о которых я не помню?
Мой взгляд скользнул по постеру с изображением Джимми Хендрикса и его фотографии бейсболистов с автографами. Плюшевый медведь, мой любимец с четырёхлетнего возраста, дремал на кушетке.
Я не заметил никаких изменений. Все вещи были теми же самыми, и все они находились на своих местах.
Если не считать висевшего в шкафу белого кимоно.
И кисловатого, тошнотворного запаха брюссельской капусты, доносившегося снизу, из кухни. Как мама могла забыть, что я терпеть не могу брюссельскую капусту?
Я снял теннисный костюм, надел джинсы и потянулся за чёрной рубашкой, лежавшей на полке. В этот момент мои виски снова пронзила острая боль.
Рубашка выпала из рук. Я схватился за голову и ощутил новый. ещё более сильный приступ боли. Эти приступы сопровождались сильным головокружением.
Я застонал, сжимая руками голову. Приступы накатывались один за другим. У меня было впечатление, словно кто–то методично вонзал нож в мои мозги.
Ослабев от боли, я опустился на колени. Перед глазами заплясали яркие огоньки. Я зажмурился.
Боже, когда это кончится?
И тут приступы прекратились.
Я боялся пошевелиться, однако приступы боли не возобновлялись.
Теперь я чувствовал себя нормально. Открыв глаза, я убедился, что способен ясно различать предметы.
Я потряс головой и поднялся. Что это было? Я никогда не страдал от головных болей, у меня не было раньше подобных приступов.
Я смотрел в окно, стараясь успокоиться, когда вдруг услышал снизу мамин голос.
— Росс, я хочу попросить тебя об одном одолжении.
Я натянул рубашку, поправил волосы и спустился вниз. Мама поджидала меня у подножья лестницы.
— У меня был жуткий приступ головной боли, — пожаловался я.
Глаза мамы потемнели от злости.
— Росс, почему у тебя начинает болеть голова именно тогда, когда я прошу тебя об одолжении?
— Нет, правда, — пытался убедить я маму. — У меня случился приступ. Но теперь всё в порядке. Так о каком одолжении идёт речь?
— Я хочу, чтобы ты сходил в магазин и купил молока, — сказала мама.
У меня отвисла челюсть.
— Ты хочешь, чтобы я сходил в магазин? Но ведь ближайший магазин находится в Беверли — Хиллз! Никто не ходит туда пешком. Это очень странная просьба. Почему бы тебе не съездить туда на машине? Это займёт всего несколько минут.
— Я не могу поехать на машине, — объяснила мама, — потому что жду звонка от твоего отца. У него было такое напряжённое расписание, что я не разговаривала с ним уже три дня.
— Но он может позвонить тебе в машину на мобильный, — продолжал настаивать я. — До магазина всего четыре квартала, и мне…
— Росс, давай не будем спорить, — сердито перебила мама. — Просто сходи в магазин, и дело с концом.
С этими словами она сунула двадцатидолларовую банкноту в карман моей рубашки.
Конечно, я бы мог что–нибудь придумать. Например: «Я не могу идти пешком в такую даль. Тренер Мелвин сказал мне, чтобы я берёг ноги, поскольку мне предстоит участие в очень ответственных соревнованиях», но на этот раз я решил промолчать. Прогулка на свежем воздухе мне не повредит. Он даст мне время и возможность пораскинуть мозгами о тех странных вещах, которые происходили со мной в последнее время.
Я прошёл примерно половину своего пути, когда вдруг увидел своего двойника. Он двигался в том же направлении, что и я.
Одет, как и я, в джинсы и чёрную рубашку, на голове — наушники. Он слушал музыку, прищёлкивая в такт пальцами.
Мне показалось, что сердце вот–вот выскочит из груди.
На этот раз тебе не уйти!
Я рванулся со всех ног, преисполненный решимости догнать его. Похоже, из–за музыки, звучащей в наушниках, он не услышал приближающихся шагов. Я вытянул вперёд руки и схватил его за шиворот.
Значит, это был не призрак!
Резким движением я развернул мальчишку лицом к себе.
И замер от изумления.
Это был не он, не мой двойник.
Это был другой, незнакомый мне мальчик.
Его карие глаза расширились от изумления.
Я всё ещё держал незнакомца за плечо, не зная, что делать дальше, как вдруг почувствовал, что оно расплывается под моей рукой. Плечо утратило упругость и начало таять буквально на глазах.
На моих губах застыл крик ужаса, и я отдёрнул руку.
Плечо мальчика и его рука превратились в колышашуюся бесформенную массу, напоминавшую толстую змею. Это была уже не человеческая рука: она извивалась и тянулась ко мне, словно ус гигантского вьюна.
— Ты… ты… — хрипло выдавил из себя мальчик.
— Что? — выдохнул я, отступая назад.
Незнакомец издал какой–то булькающий звук, сорвал с головы наушники и двинулся на меня. Его лицо начало изменяться. С него начала слезать кожа. Она скукожилась и начала отваливаться, как кожура с лука.
Теперь на его лице вообще не было кожи! А голова стала ярко–красной, как кусок сырого мяса, пронизанного пульсирующими синими венами.
Из непомерно больших влажных глазниц на меня смотрели его серые глаза.
У него не осталось носа. Об этом дыхательном органе напоминали лишь две глубокие дыры на месте ноздрей.
— Больно. Мне больно, — простонал мальчик.
Его лицо заколыхалось, как подтаявший студень.
Я продолжал пятиться назад, боясь повернуться спиной к этому монстру.
— Что… что с тобой творится? — пролепетал я и зажмурился, чтобы хоть как–то отгородиться от этого кошмара.
Страшная рука тянулась ко мне, как змея, готовящаяся к прыжку.