Амин заступил ему дорогу.
– То есть?
– Я сказал, – угрожающе скрипел Валид, – что если это ничтожество остается, я его лично прибью. А ты вроде как не любишь, когда рядом умирают. Поэтому пусть катится на все четыре стороны и умирает где угодно, только не здесь.
Амин неверяще смотрел на него в ответ.
– Почему? – только и смог выдохнуть он.
Валид только тихо шипел сквозь стиснутые зубы.
Амин оглянулся на дрожащего мальчика.
– Он остается.
Валид фыркнул, вскинул голову.
– Отлично. Тогда я ухожу.
И, развернувшись, спокойно пошел к двери.
– Куда? – отмер Амин, бросившись следом. – Валид! Стой!
Но на палубе мальчика уже не было.
– Вот несносный шайтан! – выругался юноша, бросаясь обратно в каюту. – Насим! Успокойся. Сиди здесь и жди меня. К утру вернусь.
И, не дождавшись ответа, выбежал вон.
* * *
В самой дорогой чайхане Йялы сегодня было очень шумно и очень людно. Хозяин и слуги с ног сбились, расставляя на столах кувшины с молодым вином и чашечки с кофе.
А гости – от начальника городской стражи в украшенной серебряной нитью абае до богатого торговца-бедуина с двадцатью верблюдами у входа, – все смотрели на свободный участок у стены, где обычно танцевали приглашенные танцовщицы.
Танцевали и сейчас. Танцевала – одна танцовщица в простенькой, даже не расшитой блестящими нитками галабее. Но никто и не смотрел на ее одежду. Глядели на лицо – совершенней, чем у изображений Аллат. На чудесные длинные волосы. На изгибы тела, угадывающегося под тканью.
Прелестница танцевала – с наслаждением, закрыв глаза, подбрасывала волосы, вызывая вздох восхищения у всех смотрящих на нее мужчин. Призывно хлопала в ладоши и топала изящной обнаженной ножкой…
Ускорялась музыка, быстрее становился танец. Грациозно изогнувшись, девушка песчаной львицей припала к полу, стукнув кулачком, и оттолкнулась, глядя на зрителей завораживающими черными глазами.
«Смотрите на меня. Желайте меня. Ибо я есть желание. Невозможно меня не хотеть», – говорило ее тело, ее лицо, глаза, поза.
Вот она подалась вперед, зазывно протянула руку – так, словно хотела вытащить пораженного ее красотой бедуина к себе в танец…
Бухнули табла, срывая ритм, и на «сцену» пробился светловолосый юноша – тоже в простенькой абае. Недолго думая, не обращая внимания на тигрицей зашипевшую девушку, накинул на нее хиджаб и, когда несколько человек, недовольно ворча, встали, пытаясь загородить ему дорогу, выдохнул:
– Это моя жена!
Зрители тут же расступились и только смотрели, как юноша уносит завернутую в покрывало, вырывающуюся красавицу.
– Снисходит же на кого-то милость Аллат, – вздохнул начальник городской стражи, поводя затекшим плечом.
– Или Вадда, – откликнулся, переводя дыхание, сидящий рядом бедуин.
«Или шайтана», – подумал хозяин чайханы, уже успевший вкусить все «прелести» брака.
* * *
– Что ты творишь?!
– А ты? – срывая покрывало, проскрипела темноволосая красавица. – Кто дал тебе право заявлять, что я твоя?! Кто дал тебе право мне приказывать?! Я свободна!
– Свободна, свободна, – сквозь зубы выдохнул Амин. – Пойдем на корабль.
Красавица зашипела и, глянув на юношу, подалась назад, в тень. Спустя мгновение Амин понял почему – из другой тени к нему по-кошачьи крались еще три. А двое замерли позади, ожидая.
Рука юноши метнулась к поясу, но даже вытащить джамбию он не успел.
Свистнула плеть, и тонкие кожаные ленты сдавили горло, скрутили руки. Амина прижали к стене. Один из нападающих – с закрытым темной тканью лицом – обнажил тонкий изогнутый меч.
Из сумрака глянули чарующе прекрасные глаза. Темноволосая красавица наблюдала, как Амин, хрипя, вырывается, но держали его крепко.
Не спеша, наемник с мечом приблизился. Отвел руку, замахиваясь.
Прокусывая губы, понимая, что все – конец, юноша дернулся, снова встречаясь с красавицей взглядом. Та наблюдала с маской спокойствия на застывшем лице.
Амин видел, как блеснул острый кончик меча, отражая лунный свет. А потом – ярче, весь засветился, как волшебный.
«Тень», вскрикнув, выронила меч, и тут же раздался неприятный скрипучий голос:
– Оставьте его в покое.
Двое, что ждали позади Амина, выдвинулись вперед, обнажая мечи.
– Оставьте, – повторила красавица, расправляя руки, точно крылья.
И те засветились сгустками пламени.
– Прочь!
Амин опомнился уже на бегу по дороге, кажется, в порт. Тонкая изящная рука крепко держала его, и у Амина отлегло от сердца.
Девушка остановилась вместе с ним. Обернулась.
И проскрипела:
– Я ненавижу тебя.
– Почему? – выдохнул Амин, оглядываясь. Но позади было тихо, и вроде бы ничто не горело.
Красавица покачала головой и вскинула на Амина блестящие глаза.
– Я не понимаю… Почему я просто не могу тебя убить? Что в тебе такого, человек, что такого, что мне больно знать, что тебя не будет на свете?
Амин удивленно смотрел на нее.
– Валид…
– Ты такой же, как все – глупый, слабый, ничтожный. Да, ты добрее некоторых. Да, может быть, умнее. Да, покладистый. Но почему, почему?! – голос оборвался, и она прижалась к груди опешившего Амина, глотая слезы. – Я ненавижу тебя, ненавижу за то, что ты привязываешь меня к себе, ты, ничтожный человечишка! Ненавижу за то, что заставляешь меня чувствовать, за то, что возвращаешь сердце. Это больно, о, Создатель, мне так больно! – и, вскинув голову, закричала – нечеловечески, негромко, но пронзительно. Отчаянно и горько, как пойманная в клетку птица. – Я не хочу…
Амин осторожно опустил руку и погладил ее по вздрагивающей спине.
Он ничего не понимал.
Красавица вздрогнула – Амин отшатнулся от сгустка пламени, закрыл руками лицо, а огненная птица, превратившись в мальчика, топнула ножкой.
– Но ты меня не привяжешь. Все. Довольно. Это было забавно, но игра затянулась, – мальчишка глянул на юношу, осторожно отнявшего руки от лица. – Я и так зашла слишком далеко. Прощай, Амин.
– Валид!
Мальчик увернулся, наклонился, разведя руками, точно крыльями, и зашипел:
– Прочь пошел! Ну! Прочь!
Амин отступил, видя, как по лицу мальчика пробегают искры – словно далекие всполохи пламени.
– Валид, прости меня, если я что-то…
– Прочь! – от скрипучего нечеловеческого голоса заложило уши. Амин скорчился на каменных плитах набережной. В ушах звенело – и, когда он рискнул подняться, Валида рядом уже не было.