— Ну, хорошо. Давайте так…Что может быть связано с поездами? Товарняк, паровоз, состав, — мужчина начал перебирать слова, а Люся отрицательно качала головой. — Ну, не знаю, что это за фамилия такая! — с каждым словом самообладание покидало его. — Что ещё есть, связанное с поездом? Вагоны, перроны, тамбуры, электрички, экспресс, пассажирский, скорый, ползущий…
— Точно! — вдруг вскрикнула Люся, схватив собеседника за руку.
— Ползущий? — скривился тот.
— Скорый! Она называла его «Скорый».
— Может, она имела в виду, что…
— Нет! Она обращалась именно к нему! И потом, когда эти бешеные студенты у нас отдыхали, я слышала, как одного из них так называли.
— Значит, Вы его видели?
— Нет! Что мне на их пьяные рожи смотреть? Я убралась и ушла. А эта Виолетта тихоня тихоней, а пацана оприходовала. И всё как-то так быстро произошло! Тут у неё дом сгорел, мать погибла, и она сама через неделю смылась восвояси, только её и видели, оставила на меня всю работу! А что ей? У неё ни трудовой книжки, ни обязательств. Директриса разбираться не стала — горе ведь такое у человека! Хорошо, что у меня соседка оказалась безработная, так я её быстренько на место этой примары и устроила.
— Вижу, Вам Виолетта не нравилась.
— А что она такое, чтобы мне нравиться? — фыркнула Люся. — Непонятная она, с червоточиной.
— Это как?
— Вот так! Как могу, так и объясняю! Чужая она, и всё тут. А ты как хочешь, так и понимай!
Войт еле дождался утра. Ночь выдалась беспокойная. То и дело в сны проникали недавние персонажи расследования, и иной раз было совсем не понятно, сны это или ночные галлюцинации. Они ругались, смеялись, добивались внимания, смешиваясь с отрывками сознания, исчезали или расползались по тёмным углам комнаты, молча взирая оттуда вопросительными взглядами. Холодный душ помог окончательно освободиться от ночных химер, два крепких кофе — вернуть вкус к жизни, а яркое солнце — подогреть настроение. По дороге к фармацевтическому университету Войт постарался выстроить логическую цепочку своего поиска: «Если студенты приезжали на турбазу шумной компанией, то можно предположить, что они привыкли так проводить время. То есть, было бы совершенно нормально думать, что все они проживают в студенческом общежитии. Это бы упростило поиск. Можно, но не факт. Тогда сначала в университет».
В величественном здании науки было прохладно и пусто. Эхо шагов разбивалось о высокие потолки, глухо откликаясь где-то под лестницей. Информационная комната оказалась закрыта, а возле неё толпилось в ожидании несколько будущих студентов. На вопрос они ответить не смогли, но направили в ректорат, где ему могли бы помочь. Но, как оказалось немного позже, две пожилые женщины, хлопотавшие над бесчисленными отчётами и бумагами, тоже не знали студента по фамилии Скорый. Они посоветовали прийти в начале учебного года, так как факультетов много, студентов ещё больше, а документация пока в «разобранном виде». Относительно же общежитий — их было пять, и все находились в разных районах города. В каждое из них студенты распределялись по определённым факультетам. Войт пробежал глазами списки всех имеющихся кафедр и факультетов. Его бегущий взгляд споткнулся на «Токсикологической химии». Эта кафедра была закреплена за фармацевтическим факультетом номер три, и милые женщины не могут ему помочь по той причине, что обслуживают другие кафедры. Но они любезно проинформировали, что иногородние студенты этого потока определяются в общежитие под номером четыре. Марк Николаевич откланялся и поспешил по полученному адресу. Всё было непрочно и шатко, шито даже не белыми, а прозрачными нитками. По какой такой счастливой случайности студент Скорый должен был оказаться именно в этом общежитии, если, конечно, таковой вообще был?
На проходной студенческого общежития номер четыре Войта встретила пожилая полная женщина с наростом в районе крупного носа. Она безнадёжно скучала, мужественно борясь с приступами послеобеденного сна. Немолодая дама обволокла собой небольшой стул, подложив под ноги деревянный порог, и изо всех сил пыталась следить за событиями в мыльной опере, которую транслировал древний, как мир, телевизор. Марк Николаевич появился в тот момент, когда консьержка была практически готова сдаться грёзам. Он громко поздоровался, заставив женщину дёрнуться на стуле:
— Тфху, злякав! — рассердилась она. — Чи ти здурів зовсім?
— Прошу прощения. Не хотел.
— Не хотел он. Так можно и жизни лишиться! Шо тебе?
— Я ищу одного студента. Скорый его фамилия.
— Скорика, что ли? — лицо женщины скривилось в вопросительно-выжидательном выражении и стало похоже на мочёное яблоко.
— Скорика? — переспросил Войт.
— Це ти мене питаєш? — возмутилась консьержка. — Я знаю тільки одного Скорого, хай йому грець! Але Скорий — це клічка, а Скорик — прізвище. Так шо ти хочеш?
— Поговорить с ним хочу. А это Вам за понимание, — Марк Николаевич сунул в пухлую руку женщины сто гривен.
— Конечно, поговори, чого ж не поговорить, — её голос сделался тихим, почти масленым. — Третій поверх, направо, кімната 305.
— Благодарю Вас, Вы — добрый человек, — Войт поспешил наверх, краем глаза заметив, как довольно раскраснелось одутловатое лицо консьержки.
Открыли не сразу. Сначала за дверью послышалось недовольное бурчание, потом какой-то шум падающих предметов и ругань, и лишь потом в дверной проём проклюнулась взъерошенная голова:
— Ты кто такой?
— Совесть твоя.
— Тогда иди на хрен, — рявкнул парень и хотел закрыть дверь, но гость успел подставить ногу.
— Не сейчас. Но обещаю, что очень скоро оставлю тебя в покое.
Парень вздохнул и, держась за голову, пошёл вглубь комнаты, давая понять, что согласен на сделку.
— Я ищу Виолетту Коваленко. — Марк Николаевич вынул фото виньетки и поднёс к помятой физиономии парня.
— Хм… Прикольно… — Скорик сдвинул худыми плечами, — а я тут при чём?
— Ты с ней встречался?
— Типа того. Она жила у меня.
— И?
— А потом испарилась! — нервно бросил парень. — Сука продуманная! Как и все бабы…
— Почему?
— Потому что все бабы одинаково сволочные… Сначала любовь-морковь, тусня разная, а потом раз и… — он развёл руками и злорадно оскалился. — Кто так делает? Ну, не хочешь ты больше общаться, так и скажи. На хера сбегать? Хотя этого стоило ожидать.
— Почему?
— Потому что хоть мы и жили вместе, она всегда была чужой. Я только потом понял — она хорошо умела казаться. Казаться милой, доброй, влюблённой… Но какая она на самом деле, я не знаю. Не разглядел.
— Когда она ушла?
— Весной ещё. В апреле, что ли… Слышь, а ты кто такой? Из милиции? С ней что-то случилось? — вдруг спохватился бывший Ромео.