– …То продержаться до начала действия противоядия нам надо всего пять-десять минут, милый! – радостно закончила за него принцесса.
Сиххё внимательно посмотрели на нее, потом на прямой, как стрела, проход между стенами, потом на свои луки и колчаны…
– Телеги!!! – осенило царевича: зимние уроки Граненыча по военному делу не прошли даром. – Мы перегородим дорогу и сможем остановить их ненадолго!
– Мы свалим их вверху, у самого начала спуска! – азартно подхватил идею Мевенн.
– Нет, посредине, – торопливо поправил его лукоморец, и тут же пояснил: – У начала они смогут собраться вокруг них и быстро разбить. А посредине будут вынуждены подходить по двое-трое.
– А остальные просто свалятся нам на головы, – хмуро заметил Фиртай.
– Значит, баррикаду придется установить почти у самого съезда на берег. Это лишит нас гипотетического второго эшелона обороны, – неохотно внес коррективы в свой план Иван, но после секундного раздумья повеселел: – Но тогда вести огонь по врагу смогут все, у кого есть луки!
– И стрелы… – кисло добавил Мевенн.
– И камни, – мстительно произнесла Боанн.
– А если они спрыгнут сразу на берег? – опасливо задрал голову друид на нависающий над ними земляной карниз обрыва.
– Тут метров десять будет… – покачал головой Аед. – Если захотят переломать себе ноги и шеи – пусть скачут. Милости просим.
– По-моему, неплохо придумано, – почесал грязными пальцами небритую щеку Фиртай.
– А по-моему, хорошо, – хмыкнул Аед, и нетерпеливо и повелительно махнул рукой. – За работу, сиххё, за работу! Время не ждет, и гайны тоже!
И все неубежавшие беженцы, засучив рукава, кинулись курочить и ворочать телеги под воодушевленным, хоть и немного суматошным руководством взволнованно-возбужденного царевича.
Принцесса, умильно сложив на груди сжимающие камень руки, обожающим взором пожирала Иванушку, не замечающего ее страсти и восторга. Мрачнее Друстана было только низкое тусклое небо Сумрачного мира.
Улучив момент, когда Амергин остановился утереть пот со лба, лекарь в отчаянии подскочил к нему и хрипловатым шепотком попросил дать ему лук.
– А ты умеешь стрелять, знахарь? – удивленно поинтересовался патрульный.
– Да!.. Нет… Не знаю… Не пробовал.
При первом же простом вопросе решительность и воинственный настрой гвентянина как ветром снесло. Он прикусил губу и пристыженно опустил голову, понимая уже без наводящих вопросов всю нелепость своей скоропостижной попытки милитаризации.
– Сейчас не время пробовать, человек Друстан, – проницательный сиххё понял это тоже, походя отмахнулся от покрасневшего как заря юноши и устремился к артели, переворачивающей воз с кряхтением и невнятными подбадривающими выкриками.
– Бросай камни, как женщины! Тут особого умения не надо! – несколько запоздало, а потому во всеуслышание, кинул он через плечо то, что считал добрым, хоть и не слишком тактичным советом.
При словах «как женщины» Эссельте оторвалась от сбора снарядов и заинтересованно взглянула на того, кому сие сравнение было адресовано.
Друстан сник окончательно.
– Как женщины… – уязвленно пробормотал он под нос, бессильно стискивая кулаки так, что ногти впивались в ладони, оставляя в белой коже ладоней тщательно вымытых в реке рук багровые полумесяцы. – Как женщины…
Объединенные усилия четырнадцати людей и сиххё, десять минут судорожного, отчаянного труда, озарений, разочарований и снова просветлений – и баррикада была готова.
Одна телега – тяжелая и неуклюжая, предназначенная для перевозки руды – была перевернута на бок наискось и под острым к спуску углом, и закреплена разрубленными пополам оглоблями, воткнутыми в ямы, аккуратно выковырянные в камне Ивановым мечом.
Метрах в пяти от нее, почти вровень со стенами обрыва и таким же способом, но строго перпендикулярно, обороняющиеся установили телегу вторую.
Между ними, в заботливо подготовленные лукоморцем ямки были плотно вставлены поперек и в шахматном порядке массивные, сбитые из досок восемь колес, и разбросаны самые большие камни, которые только могли быть найдены на пляже, чтобы нападающим приходилось смотреть не только на свою цель, но главным образом, под ноги.
Князь Грановитый был бы доволен.
Гарнизон защитников пляжа в последние минуты перед боем был увеличен двумя патрульными из затерявшегося разъезда. Мгновенно оценив ситуацию, они спешились, свистом отослали единорогов назад, в степь, а сами, поминая витиевато и подробно, как было в обычаях сиххё, и людей, и ушастых, и их родственников – ближних и дальних, кряхтя и пыхтя, принялись перебираться через линию обороны Ивана. И успели как раз вовремя. Потому что буквально вслед за ними, с торжествующим гоготом и визгом в узкий тоннель влетели дружной толпой, размахивая дубинами и сверкая горящими жаждой боя и мщения за утренний позор очами [46] первые гайны.
На третьем метре спуска выяснившие, что в прорубленном сиххё коридоре можно было заниматься одновременно исключительно одним делом: или лететь толпой, или размахивать дубинами.
Методом проб и ошибок выбор был сделан в пользу первого варианта, раненные и контуженные за ноги оттащены наверх и, откашлявшись и убедившись, что голоса их звучат надлежаще хрипло и пугающе, атакующие предприняли вторую попытку.
В колонну по трое, голося за себя и за тех, кто в шеренгу не поместился, держа дубины выставленными перед собой, гайны самоуверенной рысью споро домчались до первой телеги и попытались ее свалить.
И благополучно попали под снайперский обстрел со второго рубежа обороны.
Штурм первой телеги продолжался три минуты, в четыре волны, и закончился ее полным и безоговорочным падением.
Ни одна армия Белого Света, захватив самый укрепленный в мире замок после самой продолжительной осады так не радовалась. Побросав дубины, ушастые принялись скакать, обниматься, хлопать друг друга по плечам [47] и восторженно горланить какой-то бравурный марш. Впрочем, свирепый рев командиров быстро привел их в чувство и, отчаянно подворачивая ноги на заботливо расшвырянных женщинами камнях и спотыкаясь о вкопанные колеса, орда устремилась на взятие новой высоты.
И тут в действие пришла вся огневая мощь осажденного отряда: стрелы, камни, кокосовая репа [48] и просто песок, ускоряемые поднявшимся со стороны леса ветерком, полетели в ковыляющих и налетающих друг на друга гайнов сплошным дождем. Черный меч Ивана работал без устали, не давая изрыгающим проклятья монстрам приблизиться менее чем на расстояние вытянутой руки.