Вообще-то, не без удивления отметил Иванушка, слез на церемонии было немного: погруженные в себя, сиххё стояли со спокойными торжественными лицами, опустив глаза и сложив руки лодочкой перед собой, чтобы души их павших друзей и близких по незримым волнам загробного мира с попутным течением Вечности с легкостью доплыли до Светлых Земель.
До Аэриу.
Ибо сиххё, рожденные как и бесчисленные теперь поколения их предков в Сумрачном мире, твердо знали, куда они обязательно попадут хотя бы после смерти.
Люди, по невысказанному пожеланию хозяев и неозвученному решению гостей в процессии участие приняли тоже, и теперь, когда весь замысловатый и полный многозначительных поворотов и нюансов ритуал закончился, в доме Арнегунд – в королевском дворце, если сторонний наблюдатель решился бы быть дотошным в ущерб фактам – все четверо с такой же возвышенной скорбью, что пронизывала весь вечер, делили с сиххё и тризну.
Когда огонь почти угас и похлебка была доедена до самого дна, кроме одной ложки – мертвым – тихо вошедшая девочка во всем зеленом принесла лепешки на простом глиняном подносе, собрала посуду, и так же незаметно вышла.
Арнегунд поднялась, взяла с медного блюда на полу черпак и принялась так же безмолвно разливать всем присутствующим у очага в ее доме крепкий сладковатый, с горчинкой напиток из трав и коры.
Сквозь дымовое отверстие в черепице были видны крошечные осколки седого неба, обнажаемого на миг порывами ветра, и тут же снова скрываемого плотной листвой исполинских деревьев, и тусклый мутный свет вечера.
– Ночь наступает, – проговорила Арнегунд, и люди поняли, что траурное молчание теперь можно нарушить и им.
– Но… мне показалось… что мастер Аед говорил, что солнце над Сумрачным миром никогда не закатывается, ваше величество? – нерешительно проговорила Эссельте и, спохватившись, торопливо попыталась встать и сделать книксен.
Королева замахала рукой – вторая занята горячей, наполненной до краев глиняной кружкой.
– Не вставай, Эссельте! Сиди! Я не знаю, какие у вас, людей, обычаи, но среди сиххё короли имеют всего две привилегии. Отвечать за всех, и идти в бой и умереть первыми.
Красивое лицо Арнегунд застыло, неуловимо приняло отсутствующее и чуть потерянное выражение, глаза затуманились, будто пытались пробить толщи времени и расстояний… Похоже, печаль иного рода, нежели траур по погибшим соплеменникам тревожила ее душу.
– Ночью у нас становится всего лишь немногим пасмурнее, вот и всё. Сейчас темнее, чем обычно, потому что дождь собирается, – деликатно ответил за женщину Дагда, старейшина Тенистого. – А солнца здесь не видели ни мы, ни старики. Наверняка оно есть… где-то… ведь травы растут, и цветы распускаются, и деревья тянутся ввысь…
– …А зачем бы всё это им, если бы они не знали, или не надеялись всем сердцем корней, всеми прожилками листьев, всеми трепетными своими лепестками, что где-то там, за тучами, обязательно есть солнце? – тихо договорил неоконченную фразу старика Друстан.
Королева улыбнулась сквозь слезы, Эссельте восхищенно вытаращила глаза, Иванушка восторженно ахнул, сиххё одобрительно закивали, и лишь старый Огрин, не рискуя выказать свое отношение к опальному знахарю при всех, молча поморщился, словно чай в его кружке превратился в касторку.
– Оказывается, ты не только целитель, но еще и поэт, – проговорила хозяйка, по-птичьи склонив набок голову. Друстан стушевался.
– Я… всего лишь любитель. Рифмую звуки с чувствами и получаю ветер…
– Я очень люблю стихи… – мечтательно прошептала принцесса и повернула заалевшее от горячей еды и близости пламени личико к Иванушке. – А ты, милый?
– Я?.. – заглянул внутрь своей книжной насквозь души лукоморец, не обнаружил, несмотря на усилия, ничего нового, и честно ответил: – Я бы предпочел хороший длинный роман про приключения и путешествия, моя радость. Или про животных дальних стран…
– С одним из них ты сегодня уже познакомился, – криво усмехнулся Аед и кивнул на перевязанную руку царевича, где выдрокобра на переправе оставила свои отметины. – Как мечтал.
– Если бы не Друстан, мы бы все остались там! – горячо воскликнул Иван и в порыве благодарности схватил руку лекаря в рукопожатии: – Спасибо большое, вы настоящий знахарь!
Тот подскочил и ойкнул: выдрокобр в Широкой хватило на всех.
– Вы любите стихи? – вернулась из заоблачных миров и снова грустно улыбнулась Арнегунд. – Хотите послушать стихи сиххё?
Не дожидаясь ответа, быстрым ловким движением она поднялась с циновки и принесла лежавший на столике у окна инструмент, на неискушенный взгляд Иванушки похожий одновременно и на лиру, и на арфу. Заняв место у огня, королева поставила инструмент – айволу – на колени, и, прикрыв глаза, тихо заговорила нараспев, нежно касаясь пальцами тонких витых струн:
Почти забыты солнечные блики
Почти забыт чарующий закат
Наш отчий дом – каким он был великим,
Там, наверху, столетия назад.
Хоть и «величие» – пустое слово
Для мест, что лучше сказок и чудес
Мы век за веком вспоминаем снова
О них под гнётом сумрачных небес.
Во мраке мы трудом свой дом создали.
Но мы не сможем позабыть о том,
Как дивны были сказочные дали,
Где каждый лес уютнее, чем дом.
Названий наших не найдёшь на картах,
Хоть были они звучны и легки.
Все думают, что мы ниспали в тартар
Как древние и злобные божки.
Но мы вернёмся! Пусть расставшись с телом —
Мы склеп покинем сумеречный свой!
Ведь то, что называют там «наделом»
Мы называем «Светлою Землёй»… [50]
– По-моему, это очень хорошие стихи, – первым заговорил Иван, когда прощальный аккорд унесся ввысь вместе с прозрачным дымком.
– Это чудо… сказка… – сквозь застившие глаза слезы прошептала принцесса. – И так грустно… прямо сердце щемит… и мурашки по коже…
– Если бы не война… – покачал головой Аед, – может, наши народы сумели бы договориться как-нибудь… по-другому.
– Но это вы нанесли первый удар! – насупился Огрин – дипломат до кости мозга. – Помните, в Закатной бухте, из засады?
– Нет, вы – тем, что пришли на наши земли! – вспыхнул как хитрый порошок Друстана и обиженно вскинулся Дагда.
– Мы не знали, что они ваши! – горячо воскликнула принцесса, задетая за живое. – Вы не показывались, пока не стало слишком поздно!
– Мы не показывались, потому что не считали нужным, потому что это наши земли! – нахмурился Амергин, старые обиды скопом нарисованы на его худощавом лице. – Хотим – показываемся. Хотим – нет.
Цепная реакция пошла.