– Вань… – Серафима нежно положила на ладонь мужа пальцы и слегка их сжала, – ты конечно, у меня оптимист и гуманоид… в смысле, гуманитарий… но, по-моему, нам скорее бы удалось убедить туманную тварь стать вегетарианкой. Так что давай просто надеяться, что наши с ними дорожки разошлись. Навсегда.
Несмотря на дурные предчувствия, самые безрадужные ожидания и слезящиеся от напряженного и постоянного вглядывания в покрытое редкими облачками небо глаза, первый день полета без защиты посоха, но зато с почти настоящим магом прошел нормально.
На ночь друзья, коротко посовещавшись, останавливаться не стали. Вместо этого перед закатом был сделан привал на маленьком хуторке, случившемся вопреки мнению карты на их пути. После ужина на деньги, оставшиеся от покупки дома, обстановки и оплаты раскопок на руинах старого коттеджика мастера Мэрхенвальда с последующей транспортировкой артефактов по новому адресу, они приобрели у довольной донельзя крестьянской семьи недельный запас провизии, новую посуду, сумки и кое-какую одежду с одеялами, и снова поспешно тронулись в путь.
Спать на мчащемся ковре, рискуя свалиться с крейсерской высоты в двадцать пять метров, чувствовали они, было гораздо безопаснее, нежели долгое время оставаться на одном месте, рискуя остаться на этом самом месте чрезмерно долго. [16] И даже его премудрие Агафоник Великий не слишком упорно и продолжительно отговаривал их от сего решения. [17]
Ночной отдых прошел для тех, кто мог им воспользоваться, незаметно: недобрые сны не давали им спокойно заснуть, а добрый Иванушка – спокойно свалиться, и поэтому, если бы коварные и вездесущие ренегаты выбрали бы для нападения именно это время, их приближение осталось бы незамеченным до самого критического момента.
Первые лучи солнца были восприняты измученными кошмарами путниками как долгожданное благо, и после короткого утреннего привала наблюдение за воздухом в четыре пары глаз было возобновлено с учетверенной бдительностью. Но две почти бессонных ночи даром не проходят и для самых выносливых и терпеливых героев, и поэтому к наступлению следующего вечера половина отряда уже находилась в почти невменяемом измотано-сонном состоянии. Еще одна четверть молча страдала от новых ожогов на руках и безжалостно втоптанной в мохеровый ворс Масдая профессиональной гордости мага.
Переглянувшись устало в оранжевом свете подернутого пухлыми облачками заката, путешественники единогласно постановили, что эту ночь они проведут на земле.
Высмотрев подходящую для вечернего пикника полянку в лесу неподалеку от ручья, ковер пошел на снижение, и через полчаса в новом котелке уже варилась овощная похлебка с вяленым мясом, нарезался подсохший за сутки каравай и разливался по кружкам обжигающий травяной чай. Еще через полчаса последние остатки ужина были уничтожены с особой тщательностью, посуда помыта, а одеяла разложены вокруг утомленно притихшего костра.
– Спокойной ночи? – рассеяно полу-пожелал, полу-вопросил Агафон и тяжело опустился на свое смягченное лапником ложе.
– Да? – вежливо удивились все, включая Масдая.
– Д-да… – недоуменно приподнял голову и нахмурился студиозус. – А что? Вы что-то забыли?
Теперь пришла пора удивляться остальным.
– Мы забыли?.. – опешил рыжий отряг.
– Мы забыли?! – поддержала его Серафима.
– Нет, мил человек Агафон, – недовольно прошуршал Масдай. – Это не мы забыли. Это ты забыл.
– Я забыл?!
– Ты, – согласно кивнула царевна.
Волшебник сел, обхватив руками коленки, и закрутил головою по сторонам, испытующе заглядывая под каждый кустик, мешок и кучу хвороста.
– Да вроде ничего не забыл… – непонимающе уставился он в конце концов на друзей. – Или это шутка такая?
– Шутка?! – вытаращил глаза Иванушка.
Физиономия чародея просветлела озарением.
– А-а-а-а, я понял!!! – весело воскликнул он. – Это меня так в детстве матушка приемная учила «спасибо» говорить!!!.. Ребята, спасибо! Всё было очень вкусно, кроме похлебки, каравая и чая, и посуда была помыта замечательно, та, которая не раздавлена и не покорежена, потому что не отмывалась, большое гранмерси Олафу! А теперь – спокой…
По выражению лиц окруживших его спутников студент быстро понял, что сказал что-то не то и не так.
И, самое главное, не про то.
– Агафон, – строго уперла руки в бока Сенька. – Ты что, вправду ничего не понимаешь, или прикидываешься?
– Прики… то, есть, не понимаю, – в кои-то веки честно признался волшебник.
– Непонимание не освобождает от наложения защитных чар вокруг лагеря на ночь! – строго выговорил конунг, требовательно сверля его не подбитым книжкой глазом.
– А посох?
– Заряд его сел еще ночью на ярмарке, – напомнила царевна.
– А ты откуда знаешь? – ревниво прищурился маг.
– Раньше он голубым светился, а сейчас – нет.
– Не хочет – вот и не светится… Из вредности встроенной. Заряд у него сел… ага, как же… двадцать раз… – неожиданно как для себя, так и для всех остальных от всей души выпалил студент, вытряхивая перед равнодушно-серым наследием Агграндара весь ворох недавних, но уже успевших порядком подмариноваться, забродить и прокиснуть обид. – Так я и поверил ему… Держи карман шире… Ищи дурака за четыре сольдо… Как меня по рукам шарахнуть четырнадцать раз на дню так, что искры из глаз – на это у него заряд есть, эт вы не извольте беспокоиться, а как на что полезное – так нет! Что перед ним такие люди на нитки шелковые выкручиваются – ему наплевать! Что другие люди из-за него могут не проснуться завтра – ему тоже по барабану! Изгаляешься перед ним, как на экзамене, всё уже показал ему и рассказал, даже чего не знал, а ему – хоть бы пень по деревне!!! На руках уже места живого нет!!! Лицемер! Недотрога! Ханжа! Пусть он нас и защищает сам тогда, если такой самостоятельный и никто ему не нужен!..
– То есть волшебника мы в ВыШиМыШи так и не получили, я поняла, – скорбно поджала губы Сенька.
– Что?..
– Вообще-то, я много волхвов не знаю… – оценивающе склонил голову и медленно проговорил конунг, – но глядя на Адалета я понял, что настоящий волхв – это тот, кто сначала бросается решать проблемы при помощи своей магии, и только потом думает, по силам ли это ему, и не проще ли было заставить это сделать руками, не магией, кого-нибудь просто помоложе, посильнее или половчее, чем он. А еще я запомнил, что настоящий волхв никогда не станет валить свое неумение или нежелание колдовать на какую-то палку… [18]